«Впервые в жизни, — подумал Барбер, медленно шагая по запруженной улице, — я собираюсь преступить закон». Его удивило, что он думает об этом так спокойно. «Почему это? Может, из-за газет и фильмов? Преступления становятся обыденным явлением, приемлемым и для тебя. Ты не думаешь о нем, но вдруг когда оно входит в твою жизнь, понимаешь, что подсознательно воспринимал мысль о преступлении как почти нормальное явление, сопутствующее повседневной жизни. Полицейские должны знать, что все люди однажды смотрят на вещи с другой стороны — противозаконной. Они должны вглядываться во все замкнутые лица прохожих, чтобы распознать, кто собирается совершить кражу, убийство или уклониться от явки в суд. От такой работы можно рехнуться, и у них, наверное, появляется желание арестовывать всех подряд».
Когда Барбер наблюдал, как лошади на дрожащих ногах переступали по разминочной площадке перед началом шестого заезда, он почувствовал, что его кто-то шлепнул по плечу.
— Берти-бой, — не оборачиваясь, сказал он.
— Извините за опоздание, — сказал Смит, пристраиваясь рядом с Барбером у барьера. — Вы боялись, что я не приду?
— Что говорит жокей? — спросил Барбер вместо ответа.
Смит опасливо огляделся. Потом улыбнулся.
Он совершенно уверен и ставит сам.
— На какой номер?
— На пятый.
Барбер посмотрел на номер пять. Это была гнедая с породистой благородной головой и тонкой костью. Грива и хвост заплетены, шкура блестела. Она ступала напряженно, но не слишком нервно, изящно. Ее жокей человек лет сорока с удлиненным французским носом — был уродлив, а когда открывал рот, обнаруживалось, что у него почти нет передних зубов. На нем была каштановая жокейка, закрывавшая уши, и белая шелковая блуза с каштановыми звездами.
Глядя на него, Барбер пожалел, что такие уродливые люди скачут на таких красивых животных.
— О'кей, Берти, — сказал он, — пошли к окошку.
Барбер поставил десять тысяч франков на одну лошадь. Ставки были приличные — семь к одному. Смит поставил двадцать пять тысяч франков. Они пошли рядом и вместе поднялись на трибуну, пока лошадей выводили на дорожку. Зрителей было немного, и так высоко оказалось всего еще несколько человек.
— Ну что, Ллойд, — спросил Смит, — ты смотрел карты?
— Да, смотрел.
— И как?
— Это замечательные карты.
Смит посмотрел на него с раздражением.
— Издеваешься, что ли? — сказал он. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты согласен?
— Я… — начал Барбер, наблюдая, как внизу лошади перешли на легкий галоп. Он сделал глубокий вздох, — скажу тебе после заезда.
— Ллойд! — послышался голос откуда-то снизу, правее, и Барбер обернулся в этом направлении. По ступенькам тяжело взбирался Джимми Ричардсон. Он всегда был полноватым и по-детски пухлым, а парижская еда никак не способствовала его похуданию. Поэтому, устремляясь к Барберу, он запыхался, пальто у него расстегнулось и открывало клетчатую жилетку.
— Как поживаешь? — задыхаясь, спросил он, поднявшись на тот ряд, где сидели Смит и Барбер, и похлопал его по спине. — Я увидел тебя и подумал, может, ты что-нибудь знаешь про этот заезд. Я в этом деле ничегошеньки не смыслю и промаялся тут весь день. Мне на скачках жутко не везет.
— Привет, Джимми! — поздоровался Барбер. — Мистер Ричардсон, мистер Смит, — представил он.
— Рад познакомиться, — сказал Ричардсон. — Как пишется ваша фамилия? пошутил он и рассмеялся сам. — Нет, правда, Ллойд, ты что-нибудь знаешь? Морин просто убьет меня, если я вернусь домой и скажу, что потратил полдня впустую.
Барбер покосился на Смита, который доброжелательно наблюдал за Ричардсоном.
— Вот Берти, кажется, удалось что-то разузнать.
— Ну, пожалуйста, Берти! — взмолился Ричардсон.
Смит растянул рот в улыбке.
— Номер пять, похоже, в хорошей форме. Но вам следует поторопиться. Они вот-вот должны стартовать.
— Номер пять, — повторил Ричардсон. — Вас понял. Я мигом туда и обратно.
Он побежал вниз, перепрыгивая через ступеньки так, что полы его пальто развевались позади него.
— Он — доверчивая душа? — спросил Смит.
— Джимми был единственным ребенком в семье. Таким и остался.
Смит вежливо улыбнулся.
— Откуда вы его знаете?
— Он из моей эскадрильи.
— Из вашей эскадрильи, — кивнул Смит, задумчиво глядя вслед Ричардсону, фигура которого уменьшалась по мере того, как он устремлялся к кассе. — Он пилот?
— Ага.
— И хороший?
Барбер пожал плечами.
— Лучших пилотов убили, а худших наградили всеми возможными медалями.
— Чем он занимается в Париже?
— Служит в фармацевтической компании.
Тут по звону колокола лошади устремились к первому препятствию.
— Боюсь, что ваш друг опоздал, — сказал Смит, приставляя бинокль к глазам.
— Да-а, — ответил Барбер, наблюдая за всеми лошадьми сразу.