Ставка на Зеро

- Ты шутишь, Зеро. Если сам не можешь решить вопрос, то посоветуйся с Джокером. Ну все - отбой! - Положив трубку, Механик пояснил Гонщику: Теперь он гадает, откуда я знаю о Джокере. Я ему позвоню ещё через пару часов и скажу, что Сыщик перед смертью успел выйти на Джокера и рассказать нам. И мы решили в этом варианте поработать на себя. Поскольку я остался один, то сброшу цену и запрошу двести тысяч. Но с этой суммы уже не соскочу. Они сдадутся, вот увидишь. И я выйду на Джокера, сказав, что буду разговаривать только с ним. Джокер, напуганный возможностью окончательно потерять сокровища, должен поехать со мной лично: я выдвину это жесткое условие. Скажу, что только ему доверяю. Так что по крайней мере Джокера я на тебя выведу. Как загонщик на охотника. Уж будет ли там Зеро, не знаю. Но Джокера я тебе гарантирую! Все понял?

Гонщик кивнул:

- Я буду там сразу после шести вечера, как только комната техника-смотрителя закроется. Ну все. Удачи тебе, Толик.

Что-то дрогнуло в голосе Гонщика, и Механик, чуть задержав его руку в своей широкой ладони, доверительно понизив голос, сказал:

- Ты просто не представляешь, Николай, что я пережил, когда ты опоздал на десять минут. Думал, сдрейфил Гонщик. Прости, что плохо о тебе подумал. Прощаешь?

Гонщик молча хлопнул его по плечу, словно подтверждал свою преданность общему делу. И соратники разошлись, уверенные друг в друге.

Впереди был почти целый день, и Гонщик отправился бродить по городу. У него была ещё одна важная забота: добыть мощную иномарку. Такую, чтобы не оставить шансов своим врагам. Никаких шансов.

У них пистолеты и автоматы, и они в стрельбе мастера. Мне в этом с ними тягаться, да ещё с дробовыми патронами, не с руки. Но вот машина под моим управлением - грозное оружие. Пусть попробуют увернуться. Тем более для них я уже покойник. И это преимущество надо использовать.

Сначала он отправился в небольшой магазинчик хозтоваров, где обычно приобретал нужный ему слесарный инструмент. Купив два набора, он выбрал из них то, что ему могло понадобиться. Аненужное положил на подоконник возле витрины: пусть кто-то попользуется.

До начала последней акции оставалось ещё много времени, и он решил просто пошататься в центре города. Сам не зная почему, Гонщик свернул в тихий переулок и вдруг увидел в глубине его маленькую, судя по всему, недавно восстановленную церквушку. Дверь была открыта, и его словно втянуло внутрь темное пространство.

Горели свечи, священник, ещё крепкий нестарый человек с красиво подстриженной бородой, читал молитву, слова которой смиренно повторяли прихожане. Было видно, что все эти люди, среди которых преобладали старики, постоянно приходят сюда в надежде получить прощение и хоть в малой степени заслужить царствие небесное после окончания земного пути.

Да и мне не мешало бы покаяться в своих грехах, - подумалось ему. Но он заколебался, не зная, как отнесется священник к откровениям о загубленных им жизнях.

Странно, но когда он участвовал в физическом устранении бандитов, то особенно и не переживал. А вот сейчас, когда мысленно проговорил свою исповедь, вся история их бригады уже не выглядела столь справедливой и мужественной. И почему-то особую вину он чувствовал за гибель офицеров, казненных ими за торговлю оружием. Физически ощутив невыносимость нахлынувших на него переживаний, он твердо решил дождаться окончания службы и поговорить со священником. Он, никогда не ходивший в церковь, не знал, как надо исповедоваться, и потому решил сказать священнику не все, что произошло с их бригадой, а лишь приоткрыть ту часть событий, за которую он ощущал наибольшую вину.

Заметив пожилую женщину, собирающую остатки сгоревших свечей, Гонщик подошел к ней и спросил шепотом:

- Могу ли я поговорить со священником? Посоветоваться надо. Старушка равнодушно пожала плечами.

- Батюшка после молитвы будет исповедовать постоянных своих прихожан. Если хочешь, то жди. А примет тебя или нет - это уж его дело.

Судя по всему, молитва подходила к концу, и Николай решил подождать. В нескольких шагах от него стояла молодая женщина с маленькой, лет четырех, девочкой. У матери был встревоженный, расстроенный вид. Ее глаза, опущенные вниз, смотрели в одну точку на темной каменной поверхности пола. И тут Николай поймал себя на мысли, что ему чрезвычайно нравится эта молодая женщина, из-под платка которой выглядывает прядь светлых волос, приятно контрастирующих с чернотой опечаленных глаз. Ее дочка, не понимающая, для чего её привели в это полутемное помещение, в нетерпении теребила мать за юбку, жалобно канючила:

- Ну пойдем, мама, пойдем отсюда. Я хочу гулять.

Мать одергивала её, шепотом уговаривая:

- Ну потерпи, дочуля. Потерпи. Надо папке помочь, очень надо. Потерпи.

Девочка ненадолго успокаивалась, но уже через минуту принималась за свое.