Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)

Формулировка “длительная болезнь”, под которой подразумевался грипп, способствовала раздуванию слухов о сифилисе, преследовавших Маяковского еще с тех пор, когда их в 1918 году распространяли Горький и Чуковский (см. стр. 145). Если версия, согласно которой самоубийство приписывалось личным причинам, устраивала власть, то возможность постыдного заболевания великого пролетарского поэта была для нее гораздо менее привлекательной. Ради пресечения слухов было принято решение о вскрытии тела. Оно было проведено в ночь с 16 на 17 апреля и показало, что слухи беспочвенны, о чем немедленно сообщили близким Маяковского. Однако это не помешало злопамятному Горькому утверждать в газетной заметке, что Маяковский покончил с собой, ибо понимал, что “неизлечимо болен” и что болезнь “унижает его человеческое достоинство”. “Знал я этого человека и — не верил ему”, — на всякий случай добавил он в частном письме Николаю Бухарину.

Каким бы немарксистским ни было отрицание связи между самоубийством и “общественной и литературной деятельностью поэта”, такую версию подкрепляло прощальное письмо Маяковского, конфискованное Аграновым, как только оно попало к нему в руки. 14 апреля он читал его друзьям Маяковского, а на следующий день оно было опубликовано в “Правде” и других газетах:

ВСЕМ

В том что умираю не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи простите — это не способ (другим не советую) но у меня выходов нет.

Лиля — люби меня.

Товарищ правительство моя семья это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.

Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо.

Начатые стихи отдайте Брикам — они разберутся.

Как говорят —

“инцидент исперчен”

Любовная лодка

разбилась о быт.

Я с жизнью в расчете

и не к чему перечень

взаимных болей

бед

и обид

Счастливо оставаться Владимир Маяковский 12/IV — 30

Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным, сериозно ничего не поделаешь. Привет.

Ермилову скажите что жаль снял лозунг, надо бы доругаться

ВМ

В столе у меня 2000 руб. внестите в налог. Остальное получите с Гиз

ВМ

Как видно, письмо датировано 12 апреля — именно его прятал Маяковский от Лавута, когда тот его навещал в первой половине дня, оно и было тем самым “письмом правительству”, о котором он в тот же день говорил с Норой. Пуля, пробившая его сердце 14 апреля, должна была, таким образом, сделать свое дело за два дня до этого. Фраза “никого не вините” обычна в подобных письмах, но в случае Маяковского она была и отголоском призыва самоубийцы из написанной семью годами раньше поэмы “Про это” — см. стр. 265.

Ловкая комедия для идиотов

Личные мотивы подчеркивались и в некрологе “Памяти друга”, опубликованном в том же номере “Правды”, где было напечатано официальное извещение о смерти. Помимо друзей-литераторов, некролог подписали три чекиста: Агранов, Горб и Эльберт. “Для нас, знавших и любивших его, самоубийство и Маяковский несовместимы, и если самоубийство вообще не может быть в нашей среде оправдано, то с какими же словами гневного и горького укора должны мы обратиться к Маяковскому!”

Нет, в социалистическом государстве самоубийство недопустимо — это объясняет рвение, с которым власти подчеркивали личные мотивы поступка Маяковского. Однако агентурные данные говорили иное. Из множества рапортов, поступивших на стол к Агранову в первые дни после смерти Маяковского, было ясно, что в “литературно-художественных кругах” в качестве объяснения самоубийства “романическая подкладка совершенно откидывается”. “Говорят здесь более серьезная и глубокая причина, — доложил Агранову на основе “полевых рапортов” начальник 5-го отделения секретного отдела ОГПУ Петров. — В Маяковском произошел уже давно перелом и он сам не верил в то, что писал и ненавидел то, что писал”. Газетные публикации воспринимаются в этих кругах “ловкой комедией для идиотов”. “Нужно было перед лицом заграницы, перед общественным мнением заграницы представить смерть Маяковского, как смерть поэта революционера, погибшего из-за личной драмы”.