причислить к рабочему классу. В бывшей комнате для прислуги за кухней она держала поросенка, который осенью 1921 года выпал из окна и был съеден.
Квартира быстро превратилась в место, куда приходили спорить, играть в карты, пить чай, завтракать, обедать и ужинать. Сутки напролет здесь находились люди. “По сравнению с тем, что там делалось, публичный дом — прямо церковь, — сетовал Маяковский. — Туда хоть днем не ходят. А к нам — целый день; и все бесплатно”. Когда карточные страсти накалялись — а происходило это постоянно, — на двери появлялась табличка “Сегодня Брики не принимают”.
Маяковский оставил за собой комнату в Лубянском проезде, но ежедневно бывал у Бриков, иногда оставаясь на ночь. То, что отношения с Лили восстановились, явствует из дневника Корнея Чуковского, который осенью 1920 года пригласил Маяковского в Петроград выступить в Доме Искусств. Памятуя о роли Чуковского в истории с сифилисом, Маяковский относился к нему холодно и поначалу уклонялся от приглашения. Однако, узнав, что там есть бильярдная, не устоял. 5 декабря Чуковский записал в дневнике: “Прибыл он с женою Брика, Лили Юрьевной, которая держится с ним чудесно: дружески, весело и непутано. Видно, что связаны они крепко — и сколько уже лет: с 1915. Никогда я не мог подумать, что такой ч[елове]к, как Маяковский, мог столько лет остаться в браке с одной. Но теперь бросается в глаза именно то, что прежде никто не замечал: основательность, прочность, солидность всего, что он делает. Он — верный и надежный ч[елове]к: все его связи со старыми товарищами, с Луниным, Шкловским и проч. остались добрыми и задушевными”.
В “задушевности” связей Маяковского с Пуниным можно по естественным причинам усомниться. Записи Чуковского вообще производят несколько странное впечатление. Неужели он был так наивен? Или Маяковский действительно вдруг стал столь гармоничным человеком? Другая запись, сделанная Чуковским через два дня, свидетельствует, что на самом деле все было немного сложнее. В ответ на слова Лили о том, что Маяковский теперь “обо всех говорит хорошо, всех хвалит, все ему нравится”, Чуковский сказал, что тоже это заметил и сделал вывод, что теперь
он “уверен в себе”. “Нет, напротив, — ответила Лили, — он каждую минуту сомневается в себе”.
Лили была права: Маяковский был так же неуверен в себе, как раньше, — ив своем творчестве, и в отношениях с ней или, точнее, в ее чувствах к нему. В других ситуациях он скрывал растерянность за внешней дерзостью и агрессивностью, в отношениях же с Лили она трансформировалась в нежность и почти рабскую зависимость. Виктор Шкловский рассказывал, как Лили однажды забыла в кафе сумку, и Маяковский за ней вернулся. “Теперь вы будете таскать эту сумочку всю жизнь”, — с иронией прокомментировала Лариса Рейснер. “Я, Лариса, эту сумочку могу в зубах носить, — ответил Маяковский. — В любви обиды нет”.
Гармония, которую осенью 1920 года Лили и Маяковский демонстрировали на публике, отражала новый этап в развитии их взаимоотношений. Именно к этому времени относится начало самого светлого и бесконфликтного периода их совместной жизни.
Нэп и закручивание гаек 1921
Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима эта болезнь — я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: ее прошлое.
Евгений Замятин. Я боюсь, 1921
Только после годичного выжидания, осенью 1918 года, Маяковский окончательно принял сторону большевиков. К первой годовщине Октябрьской революции Театр музыкальной драмы в Петербурге поставил его пьесу “Мистерия-буфф”. Режиссером был Всеволод Мейерхольд, декорации и костюмы сделал Казимир Малевич. Пьеса была написана по образцу средневековой мистерии с элементами фарса, буффонады. Сюжет прост. После Всемирного потопа в ковчеге остаются семь пар “чистых” и семь пар “нечистых”. “Чистые” — всякого рода “буржуи”, в их числе английский премьер-министр Ллойд Джордж и русский спекулянт, “нечистые” — пролетарии различных профессий. “Чистые” обманывают “нечистых”, и те бросают их за борт ковчега. В конце пролетарии оказываются на земле обетованной, где “обвитые радугами стоят поезда, трамваи и автомобили, а посередине сад звезд и лун, увенчанный сияющей кроной солнца”.
Маяковский сыграл роль “самого обыкновенного человека”: “Я в воде не тону, / не горю в огне — / бунта вечного дух непреклонный”. Он проповедует о “настоящих земных небесах”, где “сладкий труд не мозолит руки” и где "шесть раз в году росли
Афиша “Мистерии-буфф”, поставленной к первой годовщине Октябрьской революции 7 ноября 1918 г.