Стажёр

— Хозяйка псину не выносит. Разве что мелкую — шпица там или мопса.

— А что так? — спрашиваю.

Тут кучер ответил. Перед этим на хозяина глянул — босс молчит, думу думает — и говорит:

— У нас кошка давеча окотилась на конюшне. Хорошая, пушистая. Так псы дворовые котяток тех поели. Хозяйка расстроилась сильно. Вот и нет собачек — всех продали.

— Давно, — говорю, — кошка-то окотилась?

— Да месяца два как, — отозвался кучер.

Филинов злобно фыркнул, и мы замолчали окончательно.

Лошадки бодро стучали копытами по дороге, я сидел, ощупывал револьвер, что мне дал Матвей, и думал. Два месяца назад. Примерно столько было моему котёнку Талисману, когда я его нашёл. И к чему я это вспомнил?

Молча до города докатили, свернули к заводику — он на окраине стоял, у склона, где холмы к реке спускаются. На заводике этом вино и водку делают, по лицензии.

Заводишко боссу от жены достался, с приданым. Деньги приносит хорошие, вот и засуетился хозяин, стрелой прилетел.

Управляющий заводиком вокруг босса пчелой вьётся, руками размахивает. Филинов мрачный идёт, слушает.

Прошли мы внутрь, смотрим — часть здания погорела, стены обуглены. Если бы босс в своё время деньги в защитную магию не вложил, погорел бы заводик сверху донизу синим пламенем.

Прошли мы по цеху, там вонь стоит, под ногами стекло хрустит разбитое.

Матвей озирается, по сторонам зыркает, рука за пазухой — у револьвера. Рабочих отсюда выгнали, так они с другой стороны толпятся. Пожарные были, но уехали. Всё водой залито, чёрные ручьи текут, с пеплом и золой перемешанные.

Управляющий всё бубнит чего-то, Филинов морщится, как от зубной боли. Конечно, убытки такие.

Тут же и полицейские бродят, всё осматривают. На меня глянут — и отворачиваются. Не желают знаться. Вот кто-то застылу дальней стенки, крикнул, рукой замахал.

Подошли мы. Управляющий ахнул, Матвей выругался. Филинов стоит, смотрит, и мрачнеет на глазах.

Я тоже посмотрел.

На стене, где копоти почти нет, круг нарисован, где-то метр в диаметре. Внутри круга — звезда, вверх ногами. А в самом центре круга — крыса. Здоровая такая, дохлая, штырём железным к стене пришпилена, кровь полосой стекает.

И как вишенка на торте — надпись. Этой самой кровью, что из крысы взята. Одно слово — «убийца».

Глава 28

Подошёл я к перевёрнутой звезде, крысу дохлую рассмотрел — хорошо пришпилена, удар точный, сильный. Присмотрелся получше, поцарапал запёкшуюся кровь, поскрёб краску.

Полицейские мне мешать не стали, стоят, смотрят, что делаю.

Я нагнулся, под стеной посмотрел внимательно. Здесь огонь тоже прошёлся, но защитная магия помешала.

Приложился ладонью, а печать на моей спине вдруг ожила. Лопатку закололо, где печать поставлена. Ощущение такое, как пчелу придавил: она кольнула — и подохла.

— Кто знал, — спрашиваю, — что в стенах магия была — против пожара?

— Все знали, — проблеял управляющий. Он рядом с боссом стоял, весь в саже, потный и бледный. — Разве что из работников кто не знал, ежели новенький...

А я думаю: если знали, что завод под магической защитой, зачем поджог устраивать? Полностью заводишко не сгорит, стены вон едва тёплые. Стоят себе. Только копоть оттереть, и как новые.

— Кто разрешил? — а это пристав подоспел, он в глубине цеха ковырялся. — Па-ачему штатский не по месту?

— Я разрешил, — отрезал Филинов. — Мой завод, мой человек. Я ещё спрошу Ивана Витальевича, почему до сих пор виновных не повязали!

— А, это вы, господин заводчик, — говорит пристав. — Не заметил вас.

Лицо кислое сделал, усы подкрутил, отступил на шаг. С такими, как Филинов, бодаться — себе дороже.

— Кто стену изгадил? — Филинов злой как чёрт, на рисунок смотрит и тросточку свою вертит, того гляди грызть начнёт. — Кто допустил?

— Это гобы! — уверенно сказал Матвей. — Кто ещё так может?

— Нет, орги, — возразил пристав с видом знатока. — Видите, крыса посерёдке? Если бы гоб, тогда бы кошку пришпилили. Они это дело любят — кошку на штырь насадить. Так что орг это.

Хотел я сказать, что знак-то эльвийский. Что рисунок этот похож на мою печать, а печать высший эльв поставил. Но не стал. Ляпнул один раз уже — при шефе. Ладно, он за шутку принял, повезло. Но лучше языком лишний раз не трепать. Того гляди спросят — ты не засланный ли к нам?

— С чего бы оргам такое делать? — говорю. — Работа есть, денежки платят, пусть малые...

— Как с чего? — ответил пристав. Сам на меня не смотрит, будто со стенкой разговаривает. — Давеча у господина заводчика в цеху покойника нашли, как раз желтопузого. Мы же и приходили, смотрели того покойничка.

— Тот желтопузый сам виноват! — управляющий так и взвился, как укушенный. — Он же травист был, травку свою жевал день и ночь! Весь маслом пропах розовым! Я его гнать — а он в ноги кидается, просит — не гони сироту, без денежек погибну совсем! Пожалел его, а он возьми, да и помри на рабочем месте... За мою доброту мне же и награда...

— Болтали, что не от травы он помер, а от работы, — влез Матвей.