Стазис

Эмиссар закончил свое дело и вернулся. Он снова глядел в решетку и улыбался. Наученный горьким опытом Горбач не смотрел в глаза твари и только бормотал «иже еси». Других молитв он не помнил.

Тогда эмиссар схватился за решетку и потянул ее на себя. Потом встал, отошел и с грохотом ударил в дверь плечом. Толстая железная дверь прогнулась. Эмиссар снова ухватился за решетку – штыри заскрипели. Снова с размаха ударился в дверь.

Бух. Хрыть. Бах! Хрыть.

Горбач молился и благодарил клановых военных за крепкие люки в зинданах.

«У меня даже оружия нет, все забрали, – подумал он. – Да и что бы я сделал? Разве что застрелиться».

Эмиссар немного разогнул прутья и смог просунуть в них кисти рук. Пальцы слепо шарили в воздухе. Его жесты были странными, ломаными, словно у марионетки в руках неумелого мастера. Пальцы двигались дергано, вразнобой, без логики.

Бух! Хрыть.

Горбач прикинул, что у него есть где-то полминуты. Интересно, за это время реально разбить голову о бетонный уголок? Стоит попробовать. Горбач не хотел знать, что будет, когда эмиссар пробьется сквозь люк и доберется до него.

Эмиссар неутомимо гнул прутья и бился в дверь, как таран. Прутья поддавались. Он уже смог засунуть свои белые голые руки почти по плечо. Конечности ломано двигались в разные стороны, словно в них не было суставов. Они шарили в поисках Горбача. Тот, задержав дыхание, вжался в дно бетонного гроба и молился.

Неужели рядом никого не осталось? Господи, пошли хоть кого-нибудь, пусть пристрелят эту тварь! Да хоть Колымцева пошли! Неужели тут никого не осталось?

Эмиссар не нуждался в отдыхе. Человек бы уже выдохся, но улыбчивый манекен долбился в дверь и гнул прутья решетки без передышки. Горбач отважился открыть глаза и посмотреть на решетку. Два центральных прута эмиссар уже выломал и просунул в зиндан голову. Голова рывками прокрутилась на сто восемьдесят градусов, словно эмиссар сканировал пространство. Он не переставал улыбаться и протяжно петь на одной ноте.

Горбач тут же зажмурился обратно. Говорят, дикие эмиссары гибкие, как кошки. Если тварь выломает все прутья, то просвета ей как раз хватит, чтобы вкрутиться в зиндан. И оказаться в маленьком бетонном кубике один на один с Горбачом. Интересно, какой из своих целей тварь добьется раньше – выломает все прутья решетки или выбьет дверь целиком?

«Если начнет пролезать, разобью себе голову об угол», – решил он.

Еще один прут заскрипел и вылез из решетки. Эмиссар продолжал петь.

– Пошел прочь! – крикнули снаружи.

Тонкий детский голос вывел Горбача из ступора.

Эмиссар оторвался от своего занятия и повернул голову в сторону кричащего ребенка. Горбач узнал этот голос. Владелица покрышечного форта.

– Отвали от него! – крикнула девочка.

– Беги отсюда! – крикнул Горбач в ответ. – Беги скорее!

– Нет, я за вами пришла, – сказала девочка.

Горбач услышал треск огня. Судя по звуку, девочка приближалась к зиндану. Мелькнула вспышка – Горбач увидел пролетевшую горящую головню. Девочка бросалась огнем в эмиссара, который невозмутимо рассматривал ее, сидя на крышке люка.

Головня стукнула эмиссара в плечо и упала, рассыпав искры. Он прекратил петь и протяжно заворчал.

– У меня тут целая бочка, я тебя сожгу! Пошел вон! – крикнула девочка снова. – Пошел отсюда! Фу!

Ее голос дрожал и срывался.

В эмиссара полетела еще одна головня. Сквозь решетку Горбач увидел, что она стукнула его в лицо. Волосы эмиссара загорелись.

Девочка приближалась, и тварь задергала конечностями в своем рваном ломаном ритме. Если бы на этом лице были возможны эмоции, Горбач решил бы, что тварь нервничает. Причем не только от огня, но и от близости ребенка. Наконец эмиссар скрылся из поля зрения Горбача. Насколько тот мог судить, не в сторону девочки, а наоборот, прочь от нее.

– Правильно! Вали отсюда, гадость, – сказала девочка гордо.

Она склонилась над люком зиндана и заглянула в решетку. Горбач никогда не испытывал большей радости при виде обычного человеческого лица.

– Вы чего тут сидите? – спросила девочка.

– Тут прохладно, – сказал Горбач. – Спасибо тебе.

– И ничего особенного, – сказала девочка и покраснела. – Почему вы не вылезаете? Весь город бежит.

– Меня заперли, – признался Горбач. – Тебе тоже надо бежать с остальными. Как можно быстрее. Если встретишь бойцов клана, скажи, что они забыли Горбатова в зиндане. Они вернутся и помогут мне. Давай беги.

«Никто не вернется», – подумал он.

– Да никто не вернется, – вздохнула девочка. – Тут уже и нет никого почти. Я вам пирог принесла вчера. Дядька на входе говорит, что вы в яме сидите. Не поняла, зачем вы в яме сидите, но он сказал, что к ночи вас выпустят, наверное. Я ушла и снова пришла. А тут эти гадости, все горит, все стреляют и убегают.

– Я не могу вылезти, – сказал Горбач. – Тут очень крепкий люк. Видишь, даже эта тварь не смогла выломать. Его надо ключами отпирать.

«Или позвать эмиссара обратно, чтобы тот доломал дверь, а потом снова прогнать его, – подумал он. – Господи, что за бред».

– А где ключи? – спросила девочка. – Я найду и открою вас.