Премьера «Мадам Баттерфляй» должна была состояться завтра в торжественной обстановке в присутствии многочисленных знаменитостей – это было значительное событие в театральной и светской жизни города. Мне полагалось испытывать радостное возбуждение, но вместо этого я чувствовала себя подавленной. Я была мрачной и унылой, как это слоистое облако, размышляла я, глядя на небо. Мне было бы гораздо легче, если бы со мной пошла Лили, но ей нужно было отправляться на какой-то благотворительный бал. Я еще даже не решила, что надеть, и начала перебирать одежду. Вот мое старое выходное платье, которое я купила в «Принсиплс»: элегантное, из черного бархата. Пожалуй, лучше всего его и выбрать, но я так давно его не надевала. Рядом висело хорошенькое платье из «Некст» – я его купила, поддавшись минутному порыву, но оно мне не очень к лицу. Потом шло, только не смейтесь, шелковое платье из магазина «То, что ей надо» – хоть и дешевое, но довольно славное. Но я понимала, что для этого мероприятия оно не годится. Пересмотрев свой гардероб, я поняла, что у меня нет ничего подходящего, и позвонила Лили с просьбой – не могу ли я еще раз одолжить ее розовое платье от Армани.
– То платье, в котором ты была в Глайндборне? – уточнила Лили.
– Да, его.
– Не смеши людей. Конечно, не можешь.
– Ну прости.
– Об этом не может быть и речи, потому что кто-нибудь мог его запомнить, – продолжала Лили. – Разве можно на премьеру в Ковент-Гардене надеть платье, в котором тебя уже видели?
– Но оно изумительное, да и вряд ли туда придут все, кто меня знает.
– Фейт, – твердо заявила Лили, – ты просто не имеешь права рисковать. Завтра будет настоящее шоу. Все будут на тебя смотреть и фотографировать. И не потому, что ты в некоторой степени знаменитость, а потому, что ты будешь с Джосом. Знаешь, у меня есть роскошный туалет от Климента Рибейро. Его-то я тебе и одолжу.
Платье мне привезли на машине из редакции во вторник за пять часов до начала спектакля. Оно было из темно-серого шелковистого трикотажа, скроенного по косой, на тонких блестящих лямочках. Изумительное платье: сверкающее, но в меру, эффектное, но в то же время скромное.
– Лили знает, о чем говорит, – сказала я Грэму, глядя на свое отражение в зеркале.
Я позвонила Джосу и сказала, что доеду до центра на метро, но он категорически воспротивился.
– Дорогая, на метро ты не поедешь.
– Почему? Я могу встретиться с тобой у театра.
– Потому что мы приедем вместе на лимузине. Вероятно, ты забыла, я говорил тебе на прошлой неделе.
В шесть пятнадцать перед домом остановился громадный сверкающий «мерседес» цвета воронова крыла. Я шагнула внутрь, и мы направились к Бернаби-стрит. Джос вышел из дома в белом смокинге, точно герой какого-нибудь фильма.
– Ты выглядишь очаровательно, – объявил он, садясь в машину.
Я сжала ему руку:
– Ты тоже.
– Это самое важное событие в моей жизни, – сказал он. – Ты читала статью в «Санди Таймс»?
– Да, – шепнула я. – Замечательная статья. Он несколько раз с беспокойством смотрел на часы, пока мы медленно двигались в сплошном потоке транспорта, заполнившего улицы в час пик. К тому времени, когда мы ехали по Хеймаркет, было десять минут восьмого. Но вот мы уже медленно продвигались по Стрэнд, потом свернули влево на Веллингтон-стрит, потом на Боу-стрит, и наконец показался коринфский портик оперного театра и массивные окна Флорал-холла. Лили была права – папарацци суетились вовсю. Кого они снимали? Я слегка подалась вперед, чтобы разглядеть: Анна Форд с новым мужем, звезды кино Эмма Томпсон и Грег Уайз, а это, кажется, Стивен Фрай?
– Сегодня будут сиять все звезды, – проговорил Джос, словно прочитав мои мысли. – Ну, сделай глубокий вдох. Наша очередь.
Водитель остановил машину, обежал кругом, открыл дверцу, и я вышла.
– Фейт! Сюда! Фейт! Вот сюда! – Мы остановились у нижней ступени лестницы, повернулись и улыбнулись. Я почувствовала руку Джоса на талии. – Еще раз, – прошептал он. – Очень хорошо. А теперь входим.