– Да. – Максим Чилдерсин с осторожной нежностью, будто любимого, но безвременно почившего питомца, прикрыл осколки разбитого фиала платком. – Я тоже заметил. Но не думаю, что нам следует упускать ее из виду. А заполучив Неверфелл обратно, Грандибль вряд ли согласится снова с ней расстаться. Ты же помнишь, что через два месяца Следствие завершит расследование смерти великого дворецкого. Весь двор соберется, чтобы послушать их выводы, и Неверфелл придется еще раз дать показания. Мы не можем допустить, чтобы ее украли или убили. Она должна выступить на слушании по делу.
Неверфелл на мгновение задумалась, станет ли Максим Чилдерсин возражать против того, чтобы ее убили после слушания. Отчего-то казалось, что ответ ей не понравится.
– И все же, – продолжал рассуждать вслух Чилдерсин, – ты права, беспокойство Неверфелл может стать проблемой. Ее нужно чем-то отвлечь, чтобы она не подумала, будто мы держим ее в заточении. Возможно, стоит свозить ее посмотреть красивые места. Или позволить попрощаться с коллегами-дегустаторами. Я что-ни-будь организую. Но сейчас я оставлю тебя, чтобы ты успокоила свои Вина.
Когда Чилдерсин наконец покинул лабораторию и его шаги стихли вдали, Зуэль устало закрыла глаза и привалилась к двери.
– Ты в порядке? – участливо спросила Неверфелл.
– Я… солгала дяде Максиму, – хрипло ответила Зуэль, и Неверфелл ясно расслышала изумление и ужас в ее голосе. – Я солгала ему. Прежде я никогда бы не посмела, думала, он обязательно заметит. Но может, он и сейчас заметил. Просто решил мне подыграть.
– Или он слишком занят другими играми, чтобы подозревать еще и тебя, – предположила Неверфелл, желая подбодрить Зуэль. – Значит, все это время они с мадам Аппелин были заодно. И как долго это продолжалось?
– Думаю, несколько лет. – Зуэль медленно покачала головой. – Я сама ничего не знала, пока он не сказал, что мне придется работать с ней, чтобы заставить тебя выпить Вино. Они… Думаю, они не только союзники. Но больше никто в семье ничего не знает. Я единственная, кого он посвятил в эту тайну. Единственная, кому он достаточно доверяет…
Неверфелл, я не представляю, что буду делать, если утрачу его благосклонность! Я всегда знала, что у дяди Максима на меня большие планы. Мы все знали. Вот почему остальные члены семьи меня недолюбливали. А теперь он и в самом деле заговорил о том, чтобы сделать меня своей преемницей. Он рассказывает, какие семейные дела поручит мне через год или через два. Какими виноградниками я буду управлять. Какие области надземного мира перейдут к нашей семье. Какие мази и притирания я должна использовать, чтобы жить дольше, и какие специи есть, чтобы думать быстрее. Кого следует заблаговременно устранить, чтобы они не встали у меня на пути. Дядя Максим доволен мной. Он хочет превратить меня в продолжение себя.
– Но ведь ты этого не хочешь! – испуганно посмотрела на нее Неверфелл. – Ты просто не можешь этого хотеть!
– Все этого хотят. И у меня бы получилось. Возможно, я пока не готова, но я бы научилась, изменилась, стала той, кем он желает меня видеть. Я знаю, что смогла бы. – Лицо Зуэль снова замельтешило, она отчаянно искала то неуловимое выражение, которого не было в ее репертуаре. – Но нет, Неверфелл! Я этого не хочу! Не хочу! Я думала, что хочу, что должна хотеть, но это не так. А может, никогда и не хотела.
– Ну так не делай этого! – воскликнула Неверфелл.
– Но что еще мне остается? – с тоской прошептала Зуэль. – Без покровительства дяди Максима семья разорвет меня на куски. Ты же помнишь, что случилось, когда все решили, что он уже не вернется. И никто во всей Каверне не возьмет меня в ученицы – кому захочется доверять свои секреты шпионке Чилдерсинов?
Неверфелл не знала, что ответить, а Зуэль продолжала:
– И дядя Максим очень скоро обо всем узнает. Сейчас на твоем лице написаны боль и разочарование. Все не так плохо, как после твоего визита в тайную комнату, но ты изменилась, и от дяди Максима это не укроется. Он сразу поймет, что тебе все известно. И ему будет несложно догадаться, кто тебя просветил. Тогда нам обеим придет конец. Не стоило мне ничего тебе рассказывать… И что только на меня нашло? Я просто… хотела с кем-нибудь поговорить.
– Но если бы ты не рассказала, то до сих пор сходила бы с ума от того, что знаешь. А я сходила бы с ума от того, что не знаю. И мы обе страдали бы в одиночестве. Сейчас я, конечно, расстроена, но… – Неверфелл засомневалась, словно готовилась проверить на прочность ногу, не до конца оправившуюся от перелома. – Но в остальном со мной все в порядке. Если честно, я давно не чувствовала себя так хорошо. Хуже нет, чем когда у тебя в голове полно дыр. До нашего с тобой разговора я знала: что-то не так – но даже не подозревала, что именно. Так и с ума можно сойти. И раз мое лицо отныне навсегда испорчено, значит, так тому и быть. Просто не буду больше о нем беспокоиться.
– Но, Неверфелл, – прошептала Зуэль, – у меня нет никакого плана. У меня всегда был наготове план, а сейчас нет. Что нам делать?