Стеклянное лицо

– Расследует, что вызвало камнепад, миледи следовательница, – ответил слуга, склонившись так низко, как только мог, не рискуя уронить паланкин. – Сюда прибыл, чтобы убедиться, что дворец и проспект в безопасности.

Как и большинство дворцовых слуг, он говорил тихим, извиняющимся голосом, словно все, что он произносил, стояло в скобках.

– Да, конечно. И что он – она? – говорит? Здесь безопасно?

– Да, миледи следовательница. По всему выходит, что обвал вызван не естественными причинами. Кто-то случайно привел в действие один из защитных механизмов дворца. Великий дворецкий полагал, что если толпа придет штурмовать ворота, забавно будет уронить на нее пару-тройку камней. Часть бунтовщиков останется под завалами, а остальные в панике разбегутся.

– Поняла. Что ж, мы вас больше не задерживаем, – махнула рукой следовательница.

«Еще один подарок от великого дворецкого», – подумала она и позволила себе редкую роскошь улыбнуться.

Неверфелл сидела в паланкине тихо, как мышь. Не верилось, что у них все получилось. Черная краска для волос, которую нашли для нее во дворце, еще не успела высохнуть и сбегала холодными ручейками по шее и по щекам. Из-за очков она толком ничего не видела, один глаз приходилось держать закрытым, иначе голова начинала раскалываться от боли. На коленях Неверфелл лежал сверток с провизией, заботливо собранной слугами.

В голове звучали слова следовательницы Требль. Неверфелл, конечно, знала, что ее будут искать, но такого она не ожидала. Чилдерсины рыскали по городу, и следователи намеревались к ним присоединиться. Но хуже всего то, что укрепленные туннели Грандибля теперь были для нее недосягаемы.

Паланкин мягко покачивался, как винная пробка, плывущая по волнам. Грохот разбираемых завалов, стук копыт и голоса медленно затихали вдали.

– Теперь можно говорить, мисс. Мы в стороне от толпы, – послышался тихий голос слуги, который шел впереди паланкина.

– Спасибо, – шепнула Неверфелл в ответ. – Спасибо за все! Это ведь вы устроили камнепад? – Она вспомнила служанку, которая стояла у стены и держалась за рычаг.

– Да, это мы. Его превосходительство был крайне предусмотрительным: дворец и окрестности буквально нашпигованы ловушками и секретными ходами – на случай, если бы ему вдруг понадобилось сбросить убийцу в шахту, незаметно попасть в город или сбежать из Зала смирения во время мятежа. Он поручил нам поддерживать механизмы в рабочем состоянии, и, кроме нас, о них никто не знал.

– Похоже, он и в самом деле был готов ко всему, но только не к тому, что случилось на самом деле, – сказала Неверфелл. На секунду ей стало жаль великого дворецкого. – Я так понимаю, что к мастеру Грандиблю нам теперь нельзя?

– Боюсь, что нет. Вам есть куда еще пойти?

В полумраке паланкина Неверфелл сжала секстант и принялась задумчиво раскачиваться. Она не знала, что ответить. Умные люди, планировавшие все наперед, казалось, обложили ее со всех сторон. Но даже самым гениальным не под силу предсказать все – они предвидят лишь то, что имеет смысл. Зато не могут предугадать, что ты опрокинешь кубок с Вином или заберешься спать на балдахин.

«Я не такая умная, как они, – скорее слегка безумная. Но именно безумие мне сейчас и нужно».

– Мне нужно спуститься в Рудники. Где это можно сделать?

– Возле Ракушечного пояса есть несколько спусков. Мы можем оставить вас там и послать весточку Эрствилю, чтобы он вас встретил. Но вы уверены, что это разумно? Нет ли у вас на примете более безопасного места?

– Подозреваю, сейчас для меня нет места безопаснее Рудников. Вряд ли меня станут там искать, – тихо ответила Неверфелл, изо всех сил надеясь, что это правда. Она немного помолчала, но на языке вертелось слишком много вопросов: – Можно я кое о чем спрошу? Вы оставляли письма у меня под подушкой?

– Да. Простите, мисс, что не могли сказать вам об этом.

– Разумеется, я понимаю. – Если бы Неверфелл знала, что дворцовые слуги втайне приглядывают за ней, то непременно выдала бы их, сама того не желая. Она поморщилась. – Такое чувство, что я только и умею, что подвергать друзей опасности.

– К опасностям мы привычны, – отозвался безликий голос. – Они прилагаются к нашей работе. Каждый день мы имеем дело с непокорной выпечкой и дикими сырами, ищем в коридорах смертельные ловушки, прикрываем ошибки наших господ и рискуем жизнью ради придворных. Мы присматриваем друг за другом, потому что никому до нас нет дела. Вы знаете, сколько придворных готовы были рискнуть жизнью ради нас?

– Нет. Сколько?

– Лишь один человек, – последовал ответ. – За пятьсот лет.

Дверь паланкина приоткрылась. Неверфелл сняла очки: ее принесли на тихую улочку, стены которой бугрились доисторическими ракушками и окаменелостями морских животных. Выбравшись из паланкина, Неверфелл повернулась к своему собеседнику, обладателю мягкого, как мех, голоса. Перед ней стоял официант, которого она спасла на злополучном пиру у великого дворецкого.

– Удачи, – сказал он.

Слуги подняли паланкин в воздух и скрылись за поворотом. Шаги их были беззвучны, как редкие капли, падающие в пыль с потолка пещеры.