Стеклянное лицо

Неверфелл думала, что следователи сразу же прибегут, услышав шум, может быть, с палками и цепями, но нет. Она была предоставлена самой себе. Дрожа, Неверфелл съежилась в темной покачивающейся клетке, осколки стекла позвякивали при каждом движении, капли воды падали в канал. Она попыталась дозваться кого-нибудь, но ее голос был едва слышен в колодце темноты. У нее появилось множество вопросов, но отвечать на них было некому. «Если с моим лицом все в порядке, почему от меня все разбегаются? И почему я здесь? Я просто украла маленький ломтик сыра, который вообще не следовало отдавать. Почему я под следствием?»

Неверфелл впала в оцепенение и через некоторое время перестала чувствовать заледеневшие руки и ноги. Несмотря ни на что, она задремала и потому не поняла, сколько времени прошло до следующего посещения.

В полусне она услышала, как дверь открылась и закрылась, пристань заскрипела под осторожными шагами. Но это не имело значения, потому что вялый страх отступил, уступая место теплому, сонному ощущению безопасности. Она знала, что пришел тот, кому можно доверять. Одновременно Неверфелл почувствовала едва уловимый приятный запах розмарина, серебра и сладчайшего сна. Расслабься, говорил этот запах, отдыхай.

Запах поглаживал душу и разум, словно перышко павлина… И Неверфелл отпрянула, ударившись головой о прутья. Что-то подсказывало ей, что нельзя касаться чужого разума таким образом. Окончательно проснувшись, своим тренированным носом она унюхала в этом запахе некую скрытую силу, что-то неправильное и безобразное. Она вспомнила, как Грандибль снова и снова твердил ей, что, прежде чем впускать в туннели посетителей, их надо обнюхивать сквозь окошко на предмет порабощающих разум Духов.

«Ты поймешь, когда их унюхаешь. Ты же сыродел. Мы приучены чуять гниль, пусть даже другие ничего не замечают».

Она зажала нос пальцами и сразу же перестала чувствовать доверие к посетителю.

Он стоял на пристани. Рассмотреть очертания фигуры было трудно, и Неверфелл поняла, что лампа чем-то прикрыта. Человек отступил к стене, и Неверфелл похолодела, снова услышав металлический скрип рукоятки.

– Нет! – во все легкие завопила она. – Прекратите! Прекратите!

Эхо ее крика билось между стенами пойманной птицей. Послышался резкий скрип, и клетка с плеском ухнула в воду, в считаные секунды погрузив Неверфелл с головой. Ей едва хватило ума набрать побольше воздуха в грудь, перед тем как ее утащило под черную ледяную воду. Мокрая одежда облепила тело. Приглушенный стук возвестил, что клетка ударилась о дно канала.

«Это смерть, – подумала Неверфелл. – Это смерть, я одна и в ловушке, и некого позвать на помощь».

А потом, когда в легких не осталось ни капли воздуха, клетка снова поплыла вверх. Приглушенный стук металла о металл, и ее лицо снова оказалось на поверхности. Клетка поднялась над водой. Ткань с лампы сняли. На пристани стояла Требль, а вместе с ней еще несколько следователей, один из которых изо всех сил крутил рукоятку. Когда из ушей Неверфелл вытекла вода, она услышала, что Требль кричит:

– Что, черт возьми, происходит? Кто опустил клетку? – Она подошла к краю пристани и уставилась на Неверфелл. – Ты видела, кто это? Ты видела, кто опустил клетку?

Все, что могла Неверфелл, – только тупо качать головой и попытаться понять, что же произошло. Кто-то пытался убить ее, и не по приказу следователей.

С этих пор возле ее клетки постоянно находился стражник. Часов не было, освещение не менялось, и кое-как считать дни можно было только благодаря тому, что ей на «сковородке» приносили еду и воду. Неверфелл не могла сказать, сколько она продремала, когда ее разбудило тихое вежливое покашливание.

На пристани стоял незнакомый высокий мужчина. Он внимательно рассматривал Неверфелл. В его осанке не было присущей следователям жесткости, наоборот, он прислонился к стене с таким видом, как будто решил отдохнуть во время прогулки. В руке он держал лампу, но Неверфелл могла рассмотреть только его туфли.

– Посмотрим-ка на тебя. – Голос у него был добрый.

Неверфелл послушно дышала на свою лампу, пока та не засветилась ярче, озаряя ее лицо. Незнакомец долго и внимательно изучал его. Он не дрожал.

– Значит, это правда, – тихо сказал он спустя некоторое время. – Это… воистину поразительно. О, секунду. Это ведь нечестно, правда? Секунду. – Он поднял свою лампу и дул на нее, пока та не разгорелась. – Так мы равны, верно?

Лампа осветила вытянутое лицо с узкой черной, как будто нарисованной бородкой. Серьезные внимательные глаза, подвижный рот – тайник незаметных улыбок. Его Лицо выражало самоуверенность, готовность развлечься и крошечную каплю сочувствия. Самое дружелюбное Лицо, какое Неверфелл видела с момента своего ареста.

Ростом выше среднего, необыкновенно худой, причем одежда еще больше подчеркивала высокий рост и худобу. Пальцы перчаток были длиннее, чем нужно, с подушечками на концах, чтобы руки выглядели более утонченными. На длинном бордовом пальто из кротовьих шкурок были вертикальные полоски.