Она лежала на большом столе в довольно-таки просторной пещере. Низкий потолок топорщился крючками, с которых густо свисали разные инструменты, фляги, ведра и сумки. Дальняя стена терялась где-то за всем этим хитросплетением. На одном крюке был подвешен бронированный костюм, сотканный из крохотных чешуек, а за ним повисла капля старого потрепанного гамака из плотной шерсти. Еще один стол неподалеку был уставлен алхимическим инвентарем – стеклянными колбами всех форм и размеров и изящными весами, на чашах которых поблескивал золотой и алый порошок.
В противоположной части комнаты раздавался ка-кой-то скрип и лязг металла. Зубы у Неверфелл стучали, но любопытство, как обычно, пересилило. Стараясь двигаться как можно тише и не опираться на больную ногу, она спустилась со стола и стала медленно красться на звуки, аккуратно огибая инструменты и сумки. Вскоре она увидела светильник на полу. Кто-то стоял рядом с ним, но его почти полностью заслоняли свисающие с потолка мешочки с зерном и кухонные горшки. Неверфелл могла рассмотреть только руки в перчатках, которые со звоном упали на землю, и тускло-коричневую ткань обычной рабочей одежды. Потом хозяин пещеры опустил на пол что-то большое и круглое; соприкоснувшись с камнем, оно загудело, как колокол, и, покачавшись, взглянуло на Неверфелл забрызганными водой круглыми очками. Шлем Клептомансера. Неверфелл сразу узнала его по описанию.
Руки – теперь уже без перчаток – торопливо вытаскивали что-то из кармана. Это было письмо с необычной вычурной печаткой на пурпурном воске. Хозяин пещеры нагнулся, чтобы поднести его к светильнику, и Неверфелл впервые увидела Клептомансера вживую.
Она не удивилась бы, окажись он безглазым, и безумная усмешка ее бы не испугала. Неверфелл была готова увидеть человека без головы. Но меньше всего она ожидала столкнуться с чем-то обычным.
Слабо освещенное лицо было гладко выбрито. У Клептомансера обнаружились широкий подбородок и лоб, до того высокий, что глаза, нос и рот словно сползли вниз. И глаза эти были маленькими, а нос коротким, с округлым кончиком. Коричневые волосы были коротко острижены. Такое лицо легко затерялось бы в толпе. Хотя, учитывая рост Клептомансера, он легко бы затерялся в толпе целиком.
Его лицо не выражало ровным счетом ничего, а губы сжимались в идеально ровную линию, в ней не угадывалось признаков, выдающих жестокость или другие черты характера. Нет, линия губ была ровной, как неподвижная поверхность воды. На лице Клептомансера выделялись только глаза – черные радужки словно поглощали свет.
Неверфелл увидела, как он прищурился, пробегая взглядом по письму, и потер глаза тыльной стороной ладони. Непроницаемо-черные радужки говорили о том, что Клептомансер принимал Ноктурникс, который помогал ему видеть в темноте. Сама Неверфелл никогда не прибегала к этому средству, но немало слышала о нем. Одним из побочных эффектов Ноктурникса была частичная слепота: когда действие препарата прекращалось, человек еще около часа смотрел на мир словно сквозь густой снегопад. Если она ничего не перепутала, то сейчас Клептомансер щурился, потому что перед глазами у него уже мелькали снежинки. Возможно, у нее получится этим воспользоваться.
Неверфелл подкралась еще ближе, стараясь не заходить в круг света. Клептомансер тем временем нацепил на нос затемненные очки с треугольными линзами и снова попробовал прочитать письмо, но, судя по раздраженному шипению, это мало помогло. Швырнув письмо на пол, он неуверенно побрел в темноту, заслонившись рукой от свисающих инструментов. Неверфелл смотрела, как он роется в сумке и вытаскивает оттуда несколько пар странных на вид очков.
Сначала Неверфелл хотела подождать, пока Клептомансер станет совсем незрячим, но непрочитанное письмо неудержимо влекло ее. Затаив дыхание, она скользнула вперед, схватила его и метнулась назад в тень. И в следующий миг услышала лязг и грохот: это Клептомансер, почуяв неладное, спешил обратно, неловко отмахиваясь от инвентаря, который загораживал ему дорогу.
Неверфелл юркнула в гамак и сидела там тихо, как мышь, пока Клептомансер пробирался к столу, где ее оставил. Тогда она впервые услышала его голос.
– Где ты? – Он кричал, но в его крике не слышалось никаких чувств. Голос звучал грубовато, будто заржавел от долгого молчания. – Я знаю, что у тебя мое письмо.
Неверфелл понимала, что ей остается только ждать. Вскоре он ослепнет, и тогда она сможет сбежать.
Свет почти не проникал в гамак, и ей пришлось поднести письмо к самым глазам, чтобы прочитать строки на внешней стороне:
Неверфелл аккуратно сломала печать, и глаза ее жадно забегали по тексту письма.