Стеклянный дом

– Нет, ты втихую их собрала, предательница. – Тедди тянется пнуть ее под столом, но промахивается – нога слишком короткая. Он вытаскивает ломтик сыра из сэндвича и начинает слизывать пиккалилли. Проходит несколько секунд. Рита пытается придумать, как поднять ему настроение, и уже готова пойти за его металлическим конструктором, когда Тедди добавляет: – Мамочке нужны цветы, потому что она опять болеет?

– Она… – Врать Тедди намного сложнее, чем обманывать Мардж. – Просто неважно себя чувствует. – Рита успокаивающе сжимает его плечо.

– Это такой шифр, Тедди, – говорит Гера, даже не пытаясь ей помочь, и тянется за его корочками. – Ты знаешь, что это значит. – Набив рот хлебом, она бросает взгляд на Риту и возражает: – Я ему врать не обязана!

Тедди надувает губы и краснеет, стараясь не разреветься перед сестрой, как маленький.

– Но я хочу, чтобы мамочка поправилась.

– Со временем она обязательно поправится, Тедди.

Тот смотрит на нее пустым взглядом. Рита вспоминает, что в детстве понятие времени тоже ничего для нее не значило. Все хорошее пролетало мгновенно, как вспышка. Скучное – тянулось до бесконечности. А время ничего не решало, как обещали взрослые. Со временем ты просто становился старше.

– Ну-ну, иди сюда. – Рита усаживает Тедди к себе на колени и крепко обнимает. Он пахнет соленьями, землей и мокрой шерстью.

Я люблю этих детей, думает она, и сила этой любви поражает ее, словно резкий удар под дых. Она тут же останавливает себя. Через год-другой Тедди отправится на учебу в школу-интернат, как когда-то его отец (Уолтер однажды сообщил ей сухим тоном, что ненавидел каждую секунду, проведенную в школе), а Рита будет забыта. Останется смутной высокой фигурой на краю семейной фотографии. Она знает, что таков удел все нянечек – любить чужих детей, а потом горевать втайне, когда работа подходит к концу. Но все же никто из ее воспитанников еще не был и вполовину так дорог ей, как Тедди и Гера. И Рита никогда не забудет эту приятную тяжесть на коленях и как Тедди прижимался к ней, всем телом обтекая ее контуры. И как в день, когда Джинни отправили в «Лонс», Тедди повернулся к Рите и сказал: «Теперь ты будешь моей мамочкой?», а ей ужасно хотелось сказать «да».

– Она не хочет нас видеть, да, Большая Рита? – В его голосе все еще слышатся мужественно сдерживаемые слезы. – Она слишком сильно болеет.

Рита знает, что он думает о лечебнице, о том, что мама может снова исчезнуть. Это невыносимо.

– Идемте со мной. Вы оба. Наверх.

Рита не стучит, опасаясь, что Джинни сразу велит им уходить. Гера и Тедди втискиваются в комнату следом за ней, но держатся позади, не зная, как их примут. И какую маму они сегодня увидят.

Рита ставит поднос на кровать – молоко, сэндвичи и холодный кекс к чаю, – а потом распахивает шторы, поднимая вихрь из пылинок в середине комнаты, огромный, как цирковой шатер. Она начинает тихо говорить, заполняя застоявшуюся тишину. Под стрехой живут сипухи, а в саду – очень шумный дятел, а Тедди заметил в поленнице медяниц. Рита продолжает болтать через плечо, открывая неподатливую оконную раму, чтобы впустить в комнату сладкий запах листьев и земли. Вдалеке через лес идут овцы, похожие на облака. Она отодвигает плющ, и пчелы взволнованно поднимаются в воздух. Рита отгоняет их рукой.

Джинни приподнимается над гнездом из одеял. Она почти все время спит, но все равно выглядит измученной. Глаза мутные и сонные, кожа под ними иссушенная и синеватая. Рита замечает мешочек с вещами мертвой малышки, торчащий из-под подушки, и у нее внутри все обрывается.

– Мамочка! – Тедди запрыгивает на кровать. Пальцы Джинни вплетаются в его кудри, и она наклоняется к нему со слабой, снисходительной улыбкой.

– Ну, привет, мой солдатик.

Рита манит в комнату Геру, застывшую в дверях. Держа в руках банку из-под джема с цветами, которые уже начали вянуть, та осторожно присаживается на краешек кровати, не решаясь забраться в середину. Рита ободряюще улыбается ей. Цветы все еще остаются незамеченными, но это только пока.

Джинни зевает, прикрывая рот рукой.

– Рита, новых звонков не поступало?

Рита качает головой. Джинни мрачнеет. Заметь цветы, думает Рита. Заметь Геру.

– Я… я тебе кое-что принесла, мама. – Гера ставит банку на поднос и настороженно, искоса наблюдает за матерью из-под неровной челки.

– Гера сегодня утром сходила в лес и нарвала цветов. – Рита мысленно умоляет Джинни похвалить цветы. – Специально для вас.

– Какие красивые, – говорит Джинни с каким-то надрывом в голосе, как будто ей больно от этой красоты. Рита с улыбкой смотрит, как она протягивает руку и касается цветка. Но тот мгновенно осыпается на кровать ворохом лепестков, похожих на пастилки «Парма Вайолетс». – Ох, – выдыхает Джинни. – Ох.

Рита морщится. Она смотрит в ошеломленном молчании на облысевший цветок, потом на крупные слезы, беззвучно стекающие по щекам Джинни и капающие на белоснежную простыню.

– Каждый раз что-нибудь идет не так, когда я пытаюсь тебя порадовать, – говорит Гера.

12

Сильви