Стеклянный Дворец (ЛП)

Трудно было отрицать правдивость этих слов. С годами Отрэм-хаус стал всё больше похож на окружающие трущобы. С крыши отлетала черепица, которую так и не заменяли. Со стен отваливалась штукатурка, обнажая большие куски кирпичной кладки. Ветки фикуса пускали корни в трещинах и быстро прорастали молодой порослью. С пола наверх ползла плесень, пока стены не стали выглядеть словно задрапированными черным бархатом. Запустение стало символом сопротивления королевы.

- Ответственность за содержание дома лежит не на нас, - говорила она. - Они решили сделать дом нашей тюрьмой, так пусть и присматривают за ним.

Вновь прибывшие администраторы округа иногда толковали о том, чтобы снести деревушку и отправить слуг обратно в город. Королева смеялась: до чего же слепы эти люди в своем высокомерии, чтобы вообразить, что на земле, подобной Индии, можно держать семью в заточении, изолированной на холме. Да сама земля восстает против этого!

Редкие гости, которым дозволялось посещать дом, были шокированы видом деревни, запахом мусора и экскрементов, густыми клубами дыма, висящими в воздухе. Часто они выходили из экипажей с выражением изумления на лицах, не в состоянии поверить, что резиденция последнего бирманского короля стала центром трущоб.

Королева приветствовала их с гордой улыбкой, не раздвигая губ. Да, оглянитесь, посмотрите, как мы живем. Да, мы, которые правили богатейшей землей в Азии, теперь опустились до подобного. Вот что они с нами сделали, вот что они сделают со всей Бирмой. Они забрали наше королевство, обещая дороги, железнодорожные пути и порты, но помяните мои слова, всё закончится именно так. Через несколько десятилетий богатство исчезнет - все драгоценные камни, древесина и нефть - и тогда они тоже уйдут. В нашей золотой Бирме, где никто никогда не голодал, никто не был слишком беден, чтобы не обучиться грамоте, останутся только разрушения и невежество, голод и отчаяние. Нас заточили в тюрьму первыми во имя их прогресса, за нами последуют миллионы. Вот что ожидает всех нас, вот как все мы закончим - как пленники, в городе трущоб, рожденном чумой. Через сотни лет вы прочтете обвинительный приговор европейской жадности в разнице между королевством Сиам и нашей порабощенной страной

Глава восьмая

Сая Джон плавал не только по Иравади. Его работа часто приводила его еще дальше на восток, вниз по реке Ситаун и на Шанские холмы. В дне пути вглубь страны от речного города Пьинмана стояла деревня под названием Хвай Зеди. Много лет назад, когда тиковые компании только начали исследовать эти леса, Хвай Зеди сама была временным лагерем заготовщиков тика, как любой другой. Но со временем ежегодные лагеря мигрировали всё выше и выше по склонам, так что снабжать их припасами стало чрезвычайно сложно. В свое время, из-за преимущества своего положения у подножия холма, где горы переходили в равнину, Хвай Зеди превратилась в нечто вроде узловой точки на пути к холмам. Многие лесорубы и погонщики слонов, который отправились для компании в этот прежде малонаселенный регион, решили осесть в этой деревне и окрестностях.

Лишь немногие живущие в Хвай Зеди оо-си, пе-си и пакьейки были бирманцами. Некоторые были каренами, некоторые - из народности кая, некоторые - па-о, были падаунги, каду-кананы, несколько семей даже из индийских махаутов, погонщики слонов приехали из Корапута в восточных Гатах [14]

. Обитатели деревни держались замкнуто и имели мало общего с жителями равнин. Хвай Зеди была полностью автономным местом, частью нового жизненного цикла, который возник благодаря тику.

Деревня стояла чуть выше песчаной отмели, где изгибалась широкая излучина чаунга. Ручей был здесь мелким, тек тонким слоем по галечному дну, и большую часть года вода поднималась не выше, чем до колена, идеальная глубина для деревенских ребятишек, которые целый день бегали по ней с маленькими луками. В ручье было полно легкой добычи - серебристой рыбы, шныряющей в заводях и оглушенной внезапной переменой в скорости течения. В Хвай Зеди жили главным образом женщины: большую часть года все способные работать мужчины в возрасте от двенадцати лет отправлялись в один из тиковых лагерей вверх по склонам гор.

Поселение обрамляли огромные стройные деревья, растущие так густо, что выглядели стеной из листвы. За стеной скрывались стаи длиннохвостых попугаев и обезьян - лангуров с белыми мордочками и макак-резусов со шкурой медного цвета. Даже обычных бытовых звуков из деревни - скрежета черпака из кокосовой скорлупы о металлический котел, скрипа колеса детской игрушки - оказывалось достаточно, чтобы в пестрой тени распространился сигнал тревоги: обезьяны разбегались врассыпную, а птицы поднимались с верхушек деревьев колышущейся массой, как сдутый ветром листок.