Стена памяти

Просыпается Луво под вечер в однокомнатной квартирке Роджера на Кейп-Флэтс{15}. Рядом с кроватью стол и два стула. Тумба, где кастрюли и сковородки, на ней керосинка, полочка с книгами. Мало чем лучше тюремной камеры. Из единственного окна виден разве что нижний угол рекламного щита, до которого метров шесть. На щите белая женщина в еще более белом бикини лежит на пляже с бутылкой индийского пива «Краун бир» в руке. С того места, где лежит Луво, видны ее ноги ниже колен, ноги скрещены в щиколотках, на бледных босых подошвах налипшие песчинки.

Стены и потолок нисколько не изолируют от шума, а шум в тауншипах на Кейп-Флэтс стоит неумолчный: смех, детские крики, перебранка, секс, вой вентиляторов и грохот электроинструмента. Шесть или семь раз за тот месяц, что Луво здесь ночует, он слышал хлесткий треск перестрелки. Коридоры – настоящий проходной двор, у дверей квартиры можно встретить кого угодно, от дамочек с наманикюренными ногтями и в кокетливых ожерельях до темных личностей, которые каждый вечер прямо сквозь дверь нашептывают: «Мандракс{16}

, мандракс…»

Роджера дома нет. Возможно, следит за Альмой. Луво садится за стол, принимается есть соленые крекеры из пачки, заодно читая одну из книжек Роджера. Это роман о приключениях каких-то людей в Арктике. У них кончается провизия, они охотятся на тюленей, лед все тоньше, вот-вот кто-то из них провалится в ледяную воду.

Проходит полчаса, час, Роджера все нет. Луво берет из ящика стола две монеты, потом намывает над раковиной лицо и руки, со всех сторон протирает мокрым бумажным полотенцем кроссовки. Напяливает на свои разъемы в голове вязаную шапку и уезжает на автобусе в «Компаниз гарден».

К четырем часам дня он у Музея Южной Африки; не обращая внимания на подозрительные взгляды двух охранников, заходит, идет в зал палеонтологии. В витринах под стеклом здесь выставлены сотни окаменелостей, их свозят сюда со всего континента: это моллюски и черви, головоногие наутилусы, древние папоротники, трилобиты и комары, застывшие в янтаре. По соседству располагаются образцы минералов: отдельные желто-зеленые кристаллы и целые сверкающие друзы из кристаллов кварца; шеелит{17}, вульфенит{18}

…

Плавающие в стекле отражения вызывают такое чувство, будто в полутьме перед Луво над экспонатами проносятся записки и картриджи, пришпиленные к стене у бабки Альмы. Кости, зубы, отпечатки лап, целые рыбины, изогнутые ребра древних рептилий… Подглядывая воспоминания Альмы, Луво наблюдал, как Гарольд возвращается из поездки по горам и пустыням Кару, как в нем кипит воодушевление, когда этот немолодой крупный мужчина взахлеб рассказывает о том, где залегают диабазы, где алевритовые песчаники, как с ними соотносятся костеносные слои и насколько трудно было туда добраться. Потом идет в гараж и, поковырявшись в камнях зубильцем, показывает Альме целые скелеты амфибий, окаменелую стрекозу, застывшую в известняке, и крошечные отверстия в затвердевшей грязи, когда-то проделанные червями. Сдвинув на лоб очки, защищающие глаза от осколков, он врывается на кухню, возбужденный, красный, пахнущий пылью, жарой и камнем, даже и тут не расставаясь с любимым посохом – и где он только раздобыл его? А посох был черного дерева, огромный, длиной почти в его рост, отделанный красным бисером по рукоятке и с набалдашником в виде резной фигурки слона.

Альму в муже все это изрядно раздражало: эта туристская палка, пыльные очки, мальчишеская горячность. На сорок пятом году их супружеской жизни, причитала Альма, ни с того ни с сего ты вдруг решил сделаться чокнутым охотником за камнями? И что теперь – забыть общих друзей, совместные прогулки?.. А собирались ведь вступить в элитный клуб, ездить в круизы по Средиземноморью! Пенсионерам, в раздражении выговаривала она Гарольду, положено стремиться к комфорту, а не шарахаться от него.

Во-первых, что Луво знает? Луво знает, что у Роджера в его засаленном и потрепанном бумажнике хранится некролог, вырезка из газеты четырехлетней давности. Ключевая фраза там такая: «Специалист по недвижимости, который стал потом охотником за динозаврами». Под некрологом черно-белая, очень зернистая фотография Гарольда Коначека.

Луво уже столько раз давали посмотреть этот некролог, что он выучил его наизусть. Шестидесятивосьмилетний пенсионер из Кейптауна, проезжая с женой по одной из заброшенных дорог нагорья Кару, остановился поискать окаменелости в обрыве, образованном дорожной выемкой, в это время у него случился сердечный приступ, и он умер. По словам жены усопшего, перед самой кончиной ему удалось найти что-то очень значительное, какую-то редкостную окаменелость пермского периода. Впоследствии в тех местах были проведены тщательные поиски, но результатов не дали.