Стена плача

Я забыл, что дал себе слово, как только у меня появятся первые приличные деньги, купить новый галстук - вместо галстука я, теперь уже мультимиллионер, купил себе старый дом, старинный, целый замок на берегу Луары в провинции Pays de la Loire, в стране средневековых историй, забыв и о том, что Пирамиде не нужны никакие замки. Я давно мечтал о новом доме...

- Это колье, - говорю я, - очень идет тебе...

Я сделал попытку рассказать ей о законе любви.

- Мне тоже нравится, спасибо тебе.

Встречных машин мало.

- И с каких пор, - спрашивает Юлия, - ты впервые почувствовал себя свободным?

- Впервые?..

- Ну, примерно...

Свободным я никогда себя не чувствовал. Даже когда врачи констатировали клиническую смерть. Я видел себя со стороны, откуда-то сверху, парящим над собственным телом, над врачами, бившимися за мою жизнь и победившими мою смерть... Но я и тогда не чувствовал себя свободным.

- Примерно с той минуты, когда увидел тебя.

Я знал, что эта фраза ее обрадует.

- Правда?!

- Ну да!..

Нам казалось, что мы уже все знаем друг о друге. Мы даже заканчивали фразы друг друга. Но разве это может означать, что и эта любовь на пороге краха? Среди людей утвердилось мнение, что как только у кого-нибудь из двоих теряется интерес к другому - любовь кончилась, силы ее исчерпаны...

- Больше нет сил терпеть это, - говорит Юлия.

Мне она очень нравится в этом черном свитере с высоким воротом под самое горло, в вылинявших джинсах, белых кроссовках... Я просто не могу оторвать от нее глаза.

- Да, это похоже на край, - соглашаюсь я.

Мы спорим о том, сколько может длиться это преследование. Вездесущие папарацци просто не дают прохода. И как только они нас выслеживают, тотчас появляется опасность, если не угроза для самой жизни (охоту никто не отменял!). А значит и угроза для нашей любви, да, да, - угроза любви, поскольку мы до мельчайших подробностей знаем, как будет вести себя другой. Как же? Я все силы, все свои силы и все возможности отдам на ее защиту. От любых посягательств. А значит и для спасения этой любви. И никакие страхи, никакие угрозы...

- Ты именно тот, - говорит она, - без кого моя жизнь теряет всякий смысл.

- Малыш, - говорю я, - не забудь передвинуть рычажок предохранителя.

- Да знаю, знаю я, - улыбается Юля, - я уже передвинула... Скажи лучше, как называется этот город? Я до сих пор не могу запомнить это слово.

- Антананариву...

- Да-да... Точно так же, как Тиауако...

- Тиауанако, - подсказываю я, - ты пропустила целую букву, даже целых две «на»! «На» - это важнейший закон Пирамиды.

- Что, - спрашивает она, - что ты сказал?

Я не успеваю ответить, так как фары вдруг высвечивают дерево, лежащее поперек дороги и мне приходится призвать на помощь все свое мастерство автогонщика, чтобы развернуть «Мерсик» ровно на сто восемьдесят градусов. А теперь - за считанные секунды - нужно довести зеленую дугу спидометра хотя бы до 170...

И выстрелы уже почти не слышны... Пук-пук... Тра-та-та-а-а-а...

Охота продолжается?..

- ...потому что любовь, - заключил я, - дело архиважное, знаешь ли...

Потом мы вдруг стали говорить об Ане.

И больше не вспомнили никого! Даже Тине её сахарные косточки не перемыли...

Глава 26

Нам понадобилось немало времени, чтобы поверить в то, что мы ни в чем не допустили ошибок. Любая погрешность могла свести все наши усилия на нет, поэтому все тщательно контролировалось, выверялось, дублировалось. Информация о строительстве Пирамиды, конечно же, просочилась на страницы газет. Кто-то все-таки проболтался. Подозрение пало на Джека, всегда готового ради красного словца привлечь внимание папарацци к собственной персоне. Нас просто взяли в осаду. Мы, что называется, зарылись в песок, и теперь, разумеется, не имели права на ошибку. Хотя любая ошибка могла дать неожиданный результат и стать громогласной сенсацией. Особенно придирчив был Юра. Он всегда был таким, сколько я его знал. Теперь же он стал непреклонен в своих мыслях и действиях. Бескомпромиссный эстет, он требовал от нас прецизионной исполнительской дисциплины, не давал проходу мельчайшим элементам неряшливости и распущенности, он просто убивал взглядом любые проявления нашей неаккуратности или беспечности.

- Ты о-очень жесток, - как-то посетовал Вит, твоя ди-исциплина ломает хребет всякого благоразумия и здравого смысла.

- Дисциплина не может быть вальяжной, мягкой или теплой, кислой или северной, - тут же парировал Юра, - она или есть или ее нет. Кому не нравится...

Это была чистая правда, и мы покорились власти чистоты, строгости и порядка, которые были продиктованы нам немногословным Юрой.