Королева снова сидела в своем обитом малиновым бархатом кресле под балдахином, а ее дядя подошел и встал рядом. На этот раз на ней было платье цвета королевского пурпура с глубоким вырезом, а переднюю часть корсажа украшали сотни крошечных тюдоровских роз. Она смеялась над кривляньями дурочки Джейн, сегодня одетой в белое и неуклюже исполнявшей перед нею танец, размахивая белой палочкой. Я переглянулся с лордом Парром. Джейн не обращала на нас внимания, продолжая свои па и дрыгая ногами. Меня удивило, что неглупые взрослые люди — не говоря уже о том, что это были высшие лица государства, — могут смеяться над такой глупостью, но потом до меня дошло, что среди вечных формальностей и церемоний двора, непрестанной необходимости выбирать слова и следить за каждым своим жестом выходки шутов могут принести некоторое облегчение.
Екатерина посмотрела на нас и кивнула дурочке:
— Джейн, хватит пока, моя дорогая. У меня дела с моим дядей и этим джентльменом.
— Этим
Я промолчал, зная привилегии шута — безнаказанно оскорблять и дразнить других. Тем не менее королева нахмурилась:
— Прекрати, Джейн.
— А можно я закончу танец? — надула губы маленькая женщина. — Еще одну минутку, прошу вас, ваше величество!
— Хорошо, но только минутку, — нетерпеливо ответила королева.
Дурочка Джейн продолжила танцевать, а потом с гимнастической ловкостью наклонилась и выполнила стойку на руках. Ее платье задралось, открыв льняное белье и маленькие жирные икры. Я нахмурился. Определенно, она зашла слишком далеко.
Я заметил, что через внутреннюю дверь вошел кто-то еще, и, обернувшись, оказался лицом к лицу с роскошно наряженной леди Елизаветой, второй дочерью Генриха. Лорд Парр низко поклонился ей, и я последовал его примеру. Я видел Елизавету год назад вместе с королевой, с которой она была очень близка. С тех пор девочка подросла: теперь ей было почти тринадцать лет. Юная принцесса вытянулась, и под корсажем ее платья вырисовывались очертания расцветающей груди. Она была облачена в роскошное платье — малиновое, разукрашенное цветами. Его передняя часть и отвороты рукавов были расшиты белым и золотым, а золотисто-каштановые волосы девочки покрывал усыпанный самоцветами арселе.
Вытянутое умное лицо Елизаветы тоже повзрослело. Несмотря на сильную бледность, я увидел в чертах сходство с ее опозоренной, давно умершей матерью Анной Болейн. У нее также появилась взрослая осанка, а подростковая нескладность исчезла. Елизавета взирала на выходки Джейн с высокомерным неодобрением.
Королева как будто удивилась появлению падчерицы:
— Моя дорогая, а я думала, что ты все еще с мастером Скротсом.
Принцесса повернулась к мачехе и обиженно ответила:
— Я простояла неподвижно несколько часов подряд. И решила сделать перерыв, чтобы отдохнуть. Неужели он никогда не закончит эту картину? Кэт Эшли, которая меня сопровождала, заснула!
— Очень важно, чтобы у тебя был свой собственный портрет, девочка, — ласково промолвила Екатерина. — Это поможет укрепить твое положение, как мы уже говорили.
Джейн села на пол, надув губы, явно недовольная, что леди Елизавета отвлекла внимание на себя. Та взглянула на нее и снова повернулась к королеве:
— Вы не попросите дурочку Джейн уйти? Она ведет себя непристойно, выставляя таким образом свой толстый зад на всеобщее обозрение.
Шутиха, вспыхнув, обратилась к королеве тоном оскорбленной невинности:
— Ваше величество, как вы позволяете юной леди так говорить обо мне? Я просто стараюсь развеселить вас!
Лицо девочки потемнело.
— Черт возьми! — воскликнула она с неожиданной вспыльчивостью. —
— Уйди, Джейн, — поспешно сказала королева.
Дурочка встревоженно посмотрела на нее, а потом взяла свою палочку и без лишних слов удалилась.
Гнев покинул лицо леди Елизаветы, и она улыбнулась Уильяму Парру.
— Мой добрый лорд, как приятно вас видеть! — воскликнула она и взглянула на меня. Глаза ее на мгновение выдали недоумение, но потом лицо принцессы разгладилось. — Этого джентльмена я тоже знаю. Да, мастер Шардлейк, мы с вами когда-то имели весьма увлекательную беседу о законах. Я потом долго над ней размышляла.
— Я очень рад, что она вызвала у вас интерес, миледи, хотя и удивлен, что вы это помните, — ответил я.
— Бог благословил меня хорошей памятью. — Королевская дочь самодовольно улыбнулась.
Если телом она была сейчас наполовину взрослой женщиной, то умом и манерами уже превзошла половину. И все же ее необыкновенно длинные пальцы нервно теребили жемчужную нить на поясе.
Елизавета села и продолжила:
— Вы говорили мне, что адвокаты, выступая на стороне даже нехороших, отвратительных клиентов, обязаны отыскать, что есть справедливого в их деле, и представить сие суду.
— Да, действительно, — согласился я.
— И в этом заключается их добродетель — служить справедливости.
— Да, миледи.