Стендаль

Ключевым событием детства стала для Анри преждевременная смерть матери: Анриетта Ганьон умерла 23 ноября 1790 года в возрасте 33 лет в результате тяжелой шестой беременности; из пяти детей, произведенных ею на свет, выжили только трое. Анри страстно любил ее — он будет хранить воспоминание об этом чувстве даже сорок пять лет спустя: «Мне хотелось покрывать мать поцелуями всю — даже чтобы не мешала одежда. Она очень любила меня и часто целовала. Я отвечал ей с такой горячностью, что этим даже вынуждал ее отстраняться. Я ненавидел отца, когда он своим приходом прерывал наши объятия». Несомненно, такое явное подтверждение «эдипова треугольника» порадовало бы, несколькими десятилетиями позже, знаменитого отца-основателя психоанализа Фрейда.

Уход матери из жизни стал для мальчика катастрофой. Поэтому воспоминание о недолгом времени, прожитом вместе с матерью, переросло у него в подлинный культ. Он потерял самое дорогое в мире, рано созрел и впоследствии с полной уверенностью напишет: «С этого момента началась сознательная жизнь моей души». Ему не было еще и восьми лет, когда он, в черном одеянии, присутствовал на похоронах матери. «Аббат Рей молча поцеловал моего отца. Мне отец казался уродливым, его глаза распухли, и он поминутно всхлипывал. Я держался неприметно в стороне, но все хорошо видел и слышал.

„Друг мой, все в руках Божьих“, — произнес аббат. Эти слова, сказанные человеком, которого я ненавидел, другому человеку — которого я не любил, — заставили меня глубоко задуматься». Свершилось: с этого момента Анри будет расти безбожником и антиклерикалом.

«Когда я вошел в зал и увидел гроб, покрытый черной тканью, в котором была моя мать,

меня пронзило неистовое отчаяние. Я понял наконец, что такое смерть». Еще накануне непонимающий, с сухими глазами, названный за это бесчувственным — и явно несправедливо — сестрой покойницы, этот ребенок теперь возмущался поведением собравшихся здесь взрослых: в такой обстановке они могут спокойно беседовать! Назавтра, уже на кладбище Нотр-Дам, его боль вырвется наружу: «Я припоминаю, что не хотел, чтобы бросали землю на гроб матери — мне казалось, что ей будет больно». Он был безутешен.

Возможно, Анриетта как-то особенно нежно любила сына — ведь своего первенца она потеряла. Во всяком случае, ее уход лишь усилил отчуждение, которое Анри и без того испытывал по отношению к своему родителю. Мальчик лелеял в себе трагедию потери матери, но в своем детском эгоизме не понимал, что не он один переживал ее. Ослепленный своим горем, он не осознавал всю меру печали своего отца — ведь тот внезапно остался вдовцом с тремя маленькими детьми на руках. Конечно, Шерубен, из стыдливости или желая подбодрить детей, старался не обнаруживать свою боль. От этого несправедливость сына по отношению к нему лишь усиливалась — и так будет всю жизнь. «Вследствие сложной игры характеров в нашей семье случилось так, что с уходом матери ушла и вся радость моего детства».

Шерубен запер на ключ комнату покойной, рассчитал слуг. Семья порвала все свои светские связи; ребенок теперь почти все время жил у дедушки — в двух шагах от печального дома на улице Старых Иезуитов. Воспоминания о матери, кругленькой, жизнерадостной, которая любила принимать гостей, читала Данте в оригинале — какой контраст составляли эти воспоминания угрюмым вечерам в семье, подавленной трауром! Шерубен был слишком озабочен будущим своего потомства, чтобы тратить время на всякие нежности, — теперь он возлагал все свои надежды на поместье Фюроньер, в Клэ, и погрузился в «агрикультуроманию». Только Зинаида, которой тогда было всего лишь два года, еще пользовалась отцовским вниманием — и это позже навлечет на нее нелюбовь ревнивого брата.