После обеда все по приглашению сэра Крауфорда перешли в его кабинет — пить кофе и коньяк. Сильно охмелевший Гусятников простился, сказав Крауфорду, что зайдет к нему завтра поговорить о делах.
Ирина ушла в свою комнату.
В кабинете Крауфорд настойчиво угощал Позднеева коньяком и ликерами, но Анатолий отказывался, ссылаясь на то, что и без того уже выпил немало.
Монбрюн сказал, что этим летом он, используя, трехмесячный отпуск, полагавшийся ему за три года службы в Черноморском флоте, побывал в Париже, где жили его сестра и брат.
— Что скрывать? — говорил печально Монбрюн, размешивая серебряной ложечкой ликер в чашке кофе. — Нет ныне сильной власти во Франции — такой, какая была хотя бы при двух предшествующих государях — Людовиках четырнадцатом и пятнадцатом. Его величество Людовик шестнадцатый слишком добродушен и доверчив, и нет у него сильных талантливых министров. У всех на устах злые слова графа Сегюра: «При дворе есть только один настоящий мужчина — это королева Мария Антуанетта. Лишь она, при всем ее легкомыслии, обладает твердым, неустрашимым характером».
Позднееву пришла в голову мысль притвориться пьяным, чтобы отвязаться от настойчиво предлагаемого сэром Крауфордом коньяка. «Может быть, — думал он, — если все перепьются, это облегчит мне свидание с Ириной». Поэтому, развалившись небрежно в кресле, он сказал пьяным, заплетающимся языком:
— Остроумно сказано, черт побери!
Монбрюн кинул на него острый, проницательный взгляд из-под полуопущенных тяжелых век и, отпив из чашки, заметил:
— Чудесный кофе у вас, сэр Крауфорд, настоящий мокко.
— Подлинный мокко должен быть, говорят арабы, крепким, как дружба, горячим, как огонь, и черным, как смола или ночь в аравийской пустыне, — засмеялся Крауфорд. — Ну, дорогой сэр Позднеев, от коньяка вы отказались, но ликером-то десятилетней выдержки, изделием святых отцов-бенедиктинцев, надеюсь, не побрезгуете? Ведь его даже дамы пьют.
— Его и монахи приемлют, — захмелевшим голосом подхватил Анатолий.
Крауфорд бережно налил доверху приятно пахнущей жидкостью пустую чашку, стоявшую перед Позднеевым. Но Анатолий, улучив момент, когда Крауфорд, потчуя ликером Монбрюна, повернулся к нему спиной, умоляюще глянул на Смолина, взял у него чашку кофе и взамен поставил свою. Архитектор, обиженный тем, что Крауфорд то ли позабыл, то ли не счел нужным угостить его ликером, понимающе кивнул и быстро опорожнил подставленную ему Позднеевым чашку.
Монбрюн продолжал, изредка бросая пытливые взгляды на Анатолия:
— Вот взять хотя бы теперешнего французского министра иностранных дел графа Монморена. Это пустой человек, он интересуется только карточной игрой да женщинами… Между прочим, граф Монморен не считает ни в коем случае возможной войну России с Турцией в ближайшие годы. А вы как об этом думаете, мосье Позднеев? — внезапно обратился Монбрюн к Анатолию, сидевшему в кресле, склоня голову как бы в полусне.
— Вы мне? Война с Турцией? Едва ли… Зачем нам турчанки? Тут, на Дону, казачки куда как хороши, — пьяно бормотал Позднеев.
Монбрюн взглянул на Смолина, который расселся на диване и уже сладко похрапывал с полуоткрытым ртом, потом перевел взгляд на сэра Крауфорда, откинувшегося на спинку кресла и напевавшего веселую французскую песенку. Присев рядом с Позднеевым в кресло, где сидел раньше архитектор, Монбрюн спросил вкрадчиво:
— А правда, что в вашей крепости проживает инкогнито родной брат злодея Пугачева?
«Откуда ты-то знаешь и почему интерес к тому имеешь? — пронеслось в уме Позднеева. — Но можно ли скрыть? Об этом многие знают».
— Да, как же, живет такой, — вяло ответил Анатолий.
— Ну и как он — на полной свободе? И что собой представляет?
— Да, он на полной свободе, — промямлил Анатолий, добавив про себя: «Но под крепким присмотром». — А что собой представляет… Право не знаю… Я его не видел. — И подумал: «Странные вопросы задает сей капитан-лейтенант!..»
Монбрюн разочарованно посмотрел на Анатолия, встал и, подойдя к сэру Крауфорду, сказал:
— Спасибо, сэр, за гостеприимство, пора и отдохнуть.
— Отдохнуть? — промолвил сквозь зубы Позднеев, — Ну что ж, пора, пора…
Спотыкаясь и пошатываясь, он вышел вслед за Монбрюном, даже не поклонившись сэру Крауфорду.
Возвратясь в свою комнату, Анатолий устало опустился на стул и горько вздохнул: «Пропало свидание с Ириной. Не могу же я быстро „протрезвиться“, это навлекло бы подозрение. И хотя бы, по крайней мере, я и вправду пьян был, а то сколько ни выпил, только в голове шумит — и все». Анатолий налил в стакан холодной воды, залпом выпил.
«Да, видно, темные дела тут творятся. Против самого Крауфорда пока ничто не говорит. Испуг старого клерка? Но это, видимо, простая случайность. А вот поведение Монбрюна подозрительно. Правда, он капитан-лейтенант нашего флота, да что в том толку? Иноземцев немало у нас на флоте и в войсках. Всюду им почет великий — знать наша пресмыкается пред всем иностранным».
Утром на другой день Монбрюн собрался идти на верфи.
Позднеев попросился с ним.
— Прогуляться хочется, — объяснил он, — благо день-то какой погожий!