Степь зовет

„Она там“, — думал, поглядывая с улицы на окна, и ему хотелось войти и просто посидеть, полюбоваться на нее. Но она могла быть не одна. Вдруг там Коплдунер или еще кто-нибудь? Шефтл с минуту потоптался в нерешительности, потом нарочито медленными шагами прошел мимо окон красного уголка, надеясь, что Элька увидит его и выйдет сама.

Вместо Эльки из двора вышел Триандалис в красной безрукавке нараспашку, с хомутом на плече.

— Здорово, Кобылец! — кивнул он Шефтлу. — Слушай, ты уполномоченную не видел?

— Кого? — будто не понял Шефтл, багровея, как мальчишка, пойманный в чужом саду.

— Ну, Эльку, кого же еще!

— А… разве она не там? — Шефтл показал на красный уголок. А он-то думал, что Элька сидит и ждет его…

— В том-то и дело, что нет, — озабоченно ответил Триандалис. — С утра ищу. И куда только она делась? Эх, девки, девки!.. Слыхал, что случилось ночью? Может, из-за этого… А может, она в сельсовет ушла? Тьфу! — рассердился он вдруг неизвестно на что и, свернув на стежку, торопливо зашагал прочь.

Шефтл постоял, глядя ему вслед, пожал плечами и медленно пошел за хутор. Шел не спеша, щелкал подсолнухи и сплевывал шелуху, стараясь плюнуть подальше. Выйдя за огороды, он некоторое время пристально вглядывался в даль, втайне надеясь, что вот-вот на дороге покажется Элька. Но сколько он ни смотрел, никого не было. Жгло солнце. Тут он вспомнил, что в чулане у него стоит кринка с ряженкой. Жалко, может перекиснуть. И Шефтл повернул домой.

В полутемной хате было прохладно. Шефтл вынул из чугунка на очаге несколько теплых картофелин, достал из чулана ряженку и, присев на угол длинного кованого сундука, стал подкрепляться.

На улице скрипнула калитка. Сквозь редкую занавеску Шефтл увидел, что во двор, шаркая старческими, худыми ногами, идет мать, а за ней сухопарая дочка Симхи Березина. Он проворно поставил кринку назад, в чулан, сунул недоеденные картофелины на подоконник и вытер рукой следы кисляка на губах. Через минуту лязгнула щеколда наружной двери, и в сенях послышался голос матери. Шефтл выжидающе смотрел на дверь. Мать не раз обиняками наводила разговор на Симхину дочку, и Шефтл, случалось, сам подумывал, что неплохо бы заполучить в тестья такого хозяина, как Березин. Жаль, невеста была старовата и уж больно неказиста собой. Сейчас, глянув на ее длинное рябое лицо, залившееся сизым румянцем, он только брезгливо шмыгнул носом, сравнив ее в мыслях с Элькой.

Оказалось, что Березин прислал дочку звать Шефтла к нему. Шефтл молча кивнул и вышел, хотя мать, суетившаяся в хате, делала исподтишка многозначительные знаки: посиди, дескать, с девушкой, поговори… По пути наведался к буланым, похлопал их по спинам, по храпам, подкинул в ясли свежего сена и направился к Симхе, не понимая, зачем он мог ему понадобиться. „Симха вчера ездил на хутора, — думал Шефтл, — пожалуй, проведал, где можно нанять человека на уборку“.

Но, войдя во двор, он увидел за длинной желтой березинской хатой несколько хуторян, расположившихся вокруг треснутого жернова около конюшни. Среди них были Яков Оксман и сам хозяин. В сторонке, подогнув под себя ногу, сидел Юдл Пискун.

„Нет, это, видно, не насчет работника“, — подумал Шефтл с досадой.

Он раздвинул кружок хуторян и сел на подсохшую теплую землю, опершись широкой спиной о стену конюшни. Все курили. Шефтл тоже насыпал в бумажку махорки и стал скручивать козью ножку.

— Ну, что скажешь? Слыхал, что случилось нынче ночью? — обратился к нему Березин, поглаживая густую, волнистую бороду. — Много она себе позволяет, эта… ихняя. Такие порядки заводит, что не дай бог, а хутор молчит. Слыханное ли дело!

— Да, ягодка, ничего не скажешь, — поддакнул Оксман, по-старушечьи поджимая губы. — Он уже все знает? — кивнул Оксман на Шефтла.

У Шефтла екнуло сердце. Слегка покраснев, он мял в пальцах полусвернутую цигарку и выжидающе смотрел на Березина.

Тот усмехнулся в бороду.

— Ночью ее поймали за хорошим делом. Там-таки, у них в комнезаме. И ее и его. Не слыхал? Весь хутор гудит. Думает, это ей комсомол. Да только за такие штучки можно и попросить…

Махорка сыпалась из распавшейся цигарки, но Шефтл не замечал.

— Что-то мутите вы! — сердито пробормотал он.

— Кто мутит? Накрыли ведь! С этим, с самим председателем, с Хонцей. Там же, у них в комнезаме. Как это ты не слышал? Хонцина жена их на месте накрыла.

— Ну-ну, годи брехать! — Шефтл махнул рукой. — Хонця еще с вечера ушел в Ковалевск. Нечего вам дурака валять!

— А мы что? — вмешался Юдл, пощипывая тонкий ус над заячьей губой. — Наше дело — сторона. Сами не видели, а там… Ну, прибавится на хуторе байстрючонок — так что? Тоже не наша забота, а? — хихикал Юдл.

— Да видели же, бабы видели, как он ночью лез к ней в окно! Там такое творилось… Как же это ты не слыхал? Хонця еле ноги унес, до сих пор его нет, боится своей тощей жужелицы. Пасть у нее, не дай бог… И орала же она, ай-ай-ай! — ухмыльнулся Симха.

— Увидите, эта девка еще натворит дел! — пробормотал Яков Оксман.

— Одного ей мало, ей весь хутор подавай, — подхватил Симха.

— Ну и ягодка! — Оксман горестно тряс реденькой бородкой.