Степан Разин

Казаки по восточной протоке дельты Волги вошли в Каспийское море, остановились недалеко от устья Яика на острове Шутовы Шалыги. Их продолжали преследовать отряды, вышедшие из Астрахани, но опоздали. Когда и как именно Разин брал Яицкий город, не вполне ясно, в документах, относящихся к тем дням, ничего толком не объясняется, вероятно, пропало сообщение всеведущего Унковского, так как в грамоте из приказа Казанского дворца от 29 июля (Крестьянская война. Т. 1. Док. 60) царь ссылается на таковое сообщение и укоряет Хилкова: «А вы нам ничево про это не отписывали». (Лишь 7 августа Хилков отправил свой доклад).

Унковский сообщал царю, что — как рассказал ему некий посадский житель — на реке Яик между стрельцами и казаками был бой. В сводке же 1670 года со ссылкой на показания подполковника И. Ружинского говорится, что Разин и с ним 40 казаков пришли к городовым воротам «и просилися в Яицкой церкви помолитца»; Яцын разрешил их впустить, они вошли, как троянский конь, и открыли проход остальным, а уже потом был бой «и многия ратные люди остались в камышах». Эту версию подтверждают и рассказы других людей, и всё же она неубедительна: Яцын только что получил наказ «жить с величайшим береженьем», зачем бы он впустил в город 40 здоровенных мужчин? Скорее уж люди Фёдора Сукнина открыли ворота по договорённости с Разиным (связь и разведка в войсках Разина с самого начала были поставлены отлично, лучше других служб; такой же разведкой мог похвалиться разве что Унковский).

Теперь уже Разин сидел в защищённой крепости. А с Дона шло подкрепление. В донесении из приказа Казанского дворца в Посольский приказ от 20 июля (Крестьянская война. Т. 1. Док. 57) со ссылкой на Унковского (тот, в свою очередь, всегда ссылается на чьи-то рассказы) сообщается, что на Дону «казак Микишка Волоцкой, прибрав с собою человек с 40 и больши, и иных прибирает, и хочет идти на Волгу реку к Стеньке Разину воровать вместе»; «в низовых донских городках прибираетца на воровство за Стенькою ж Разиным казак Ивашко Серебряков, а прибрал к себе з 250 человек и больши и прибирает по городкам беспрестанно, так же как и Стенька». Зато некоторые казаки, как говорится в этом же документе, от Разина отстали и вернулись домой; войсковая администрация хотела их казнить, но ограничилась устным порицанием. В донесении Унковского указано, что Войско вообще ведёт себя нехорошо: ни разу даже не попыталось что-либо предпринять для поимки Разина. Если предположить, что разинцев, собиравшихся в богатую Персию, как обычно в подобных случаях, финансировали зажиточные казаки, такое бездействие ничуть не удивляет.

Считается, что, захватив Яик, Разин в тот же день казнил, точнее, приказал казнить Яцына и 170 стрельцов. Факт убийства Яцына подтверждён многими документами. О казни 170 стрельцов — как показывал впоследствии на допросе человек, по его же собственным словам (Крестьянская война. Т. 3. Док. 208.26 июля 1672 года — отписка астраханского воеводы Я. Одоевского в приказ Казанского дворца об отсылке допросов участников восстания), непосредственно производивший казнь, — бывший сотник Острогожского полка Яков Чикмаз (или Чикмез; до встречи с Разиным человек зажиточный и преуспевающий). Однако ни в сводке, ни в приговоре Разину эти убийства не упоминаются, так что этот факт сомнителен, во всяком случае, сомнительно количество убитых: зачем Чикмезу было нужно такое признание? (Что именно Чикмез убивал, подтверждают показания стрельцов от 26 июля 1672 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 209), но никаких цифр они не называют).

С. М. Соловьёв: «Яцын с своими стрельцами не сопротивлялся, но и не приставал явно к ворам. Это не понравилось атаману: вырыли глубокую яму, у ямы стоял стрелец Чикмаз и вершил суд своих товарищей, начиная с Яцына: сто семьдесят трупов попадало в яму». А вот Костомаров, которого никак нельзя заподозрить в снисходительности к Разину, на 170 убитых не настаивает: «Стенька приказал вырыть глубокую яму и повёл к ней Ивана Яцына; стрелец Чикмаз отрубил ему голову; то же сделали с другими начальниками и некоторыми стрельцами». Непонятно, зачем нужно было убивать столько стрельцов и восстанавливать это сословие против себя; тот факт, что впоследствии стрельцы в разных городах не боялись Разина, а массово переходили на его сторону, тоже косвенно опровергает версию о столь массовом убийстве.

Беллетристы, конечно, принимают это количество за чистую монету. Наживин:

«А вокруг, вдоль стен и по стенам, по крышам и по бурханам стояли посадские люди, — женщины, казаки, дети, попы, стрельцы, девушки, — ужасались, ахали, отворачивались, закрывали глаза, но не уходили, и, когда смотрели они на разрядившегося Степана, в глазах их был и ужас, и подобострастие...

— Сто семьдесят... — всё бахвалясь, крикнул Чикмаз, отирая пот и уже не раз сменив саблю. — Ещё кого?

— Довольно... — громко сказал Степан. — Будет!..

И в самом тоне его все услышали полную уверенность, что, действительно, надо было порубить сто семьдесят человек, не больше и не меньше...»