Степень превосходства

Герман, как и каждый, кто работал на Тихой, был знаком с этой проблемой. Биополе планеты, имеющее на экранах орбитальных биорадаров вид окутывающего Тихую тумана красноватого цвета, вдруг начинало вибрировать, шло волнами, как поверхность воды, в которую бросили камень. Иногда волны мощных возмущений обегали всю планету и возвращались к месту «падения камня». Одновременно катастрофически портилась связь. Причем помехи шли на уровне первичных информпотоков, и справиться с этим не всегда могли даже мощнейшие векторные передатчики. Ничего подобного ученые не наблюдали ни в одном из миров земного типа…

Герман очнулся от раздумий, мельком сам себе удивившись. Обычно ему было свойственно совсем другое – меньше размышлять, больше действовать.

А если б наоборот, может, и не торчал бы сейчас в таком дерьме, с ехидством заметил внутренний голос. Мог бы остаться в армии, в которой нет и не предвидится сокращения штатов, в которой нет и не предвидится урезания жалования, и не пришлось бы сейчас ломать голову, как выполнить данное сыну еще три года назад обещание взять его с собой на самое настоящее сафари по Аквилее…

Герман тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Он не считал нужным заниматься бесполезным самобичеванием по поводу когда-то принятых решений, даже если они оказались не совсем удачными. А вот поохотиться с сыном на Аквилее, похоже, не получится и в этом году, это правда.

Герман еще раз окинул взглядом ангар. Мерзость запустения – вот как бы он мог коротко охарактеризовать то, что видел. Станция функционировала, но едва ли при этом использовалась десятая часть рабочих мощностей. То же самое, он знал, и на всех остальных двадцати трех станциях системы «СОЗ-Тихая». То же самое на станциях остальных заповедников А-группы. О рядовых природоохранных заповедниках и речи нет – там дела обстояли еще хуже.

Поднявшись на лифте из техблока станции в жилищно-хозяйственный блок, Герман первым делом прошел в душ и долго стоял под струями воды, стараясь расслабиться. Чувствовал он себя не то чтобы плохо, но на сердце было прескверно, и ему не хотелось случайно испортить настроение жене и сыну.

Подходило время обеда. Эвелин уже наверняка на камбузе, готовит что-нибудь вкусненькое. Повезло тебе с женой, смотритель, улыбнулся про себя Герман. Повезло гораздо больше, чем ты того заслуживаешь. Хорошо, что Эрик пошел в нее, а не в тебя… Где он сейчас? Да как обычно – сидит, наверное, на пункте наблюдения или опять гоняет киб-мастера научного отдела по интересующим его вопросам. «Эффект брошенного камня» и прочее… Кажется, информаторий – единственное, что у нас работает с полной нагрузкой, подумал Герман. Эрика давно знали в лицо все научники независимого центра «Тихая», он не раз бывал у них в гостях в большом орбитальном комплексе, и даже заслужил похвалу самого Иванова. Всемирно известный ученый, совершивший за свою долгую карьеру десятки громких открытий, не поленился лично связаться с «Сектором-18».

– Ваш сын, как мне представляется, имеет все задатки талантливого исследователя, – сказал Иванов. – Не мое, конечно, дело вам указывать, господин Левицкий, но на вашем месте я приложил бы все усилия для того, чтобы по окончании общеобразовательной школьной программы отправить Эрика учиться в Институт внеземных цивилизаций – или любой другой, который он выберет. Я лично готов дать свою рекомендацию, а по окончании учебы предоставить Эрику возможность пройти практику здесь, у нас – если только к тому времени все еще буду директором.

– Спасибо, – выдавил удивленный и одновременно польщенный Герман.

– Не за что. Такой энтузиазм и прилежание, как у вашего мальчика, всегда приятно видеть. Что же касается дисциплинированности… – Тут Иванов метнул свирепый взгляд в сторону – на кого-то, кого Герман на экране видеть не мог. – Что касается вопросов дисциплины и корректности исследований, то у него могли бы поучиться многие наши сотрудники со стажем.

Герман вышел из душа и тщательно растерся полотенцем. Мысли о том, что у Эрика, возможно, большое будущее, заметно подняли ему настроение. Сам он был человеком простым, можно сказать – ограниченным, из-за чего втайне страдал. Даже близкие друзья, он знал это, втихомолку над ним посмеивались.

Герман пожал могучими плечами. Что ж, пускай он ограниченный человек. Но в этом мире пока еще есть место людям, подобным ему, простым и прямым, как ровная дорога, с такими же прямыми взглядами на жизнь. Он решал что-то – и делал, не заглядывая далеко вперед, да и не был на это способен. Просто изо дня в день выполнял свою работу. Может, сыну повезет в жизни больше. Надо подумать, где достать денег на институт… И как, черт тебя возьми, ты собираешься отметить его день рождения, решил наконец? Попробуй устроить праздник – и Эрику… и Эвелин. Ей тоже… Уже три года Герман не был в отпуске, и три года они никуда не выезжали вместе. Эвелин отказалась лететь куда-то без него. Эрик сперва летал погостить к родителям жены, но на этот раз не захотел и остался.