Меня, наконец, очень озадачила последняя сентенция моего спутника и печальный тон, которым она была сказана. Я взглянул на него. Теокритов был необыкновенно бледен, его глаза сделались мутны и совсем потеряли умное и ласковое выражение, которое я приметил в них сначала. Как-то бесцельно выпучил он эти бессмысленные, как у сумасшедшего, глаза, сгорбился по-старчески, сжался, угловато расставив руки и упрямо всматриваясь в дорожную даль.
-- А вот Москва вылечит вас от этого беса, -- сказал я, стараясь говорить как можно ласковее.
-- Как вылечит? -- спросил он. -- Вы, может, по опыту знаете, что она способна прогонять бесов?
-- Знаю по опыту. Там вы очень скоро навыкнете или следовать одним вашим собственным внушениям, или внушениям беса, судя по тому, с какими людьми сойдетесь.
-- Давай бог! -- пожелал Теокритов, оживившись. -- Не устали ль вы? Сядем и будем курить.
Мы сели на траву, еще не обсушенную недавно взошедшим солнцем.