Степной найденыш

Все торжественно выпили. У Кларенса запылали щеки, и от волнения он выпил за свое здоровье вместе с другими. Но все же он был огорчен, что его гости мало веселятся; неужели, подумал он, мужчины всегда пьют так серьезно? И еще он подумал, что это, наверно, будет стоить недешево. Однако кошелек он держал в руке наготове, так, чтобы все видели: ведь уплатить из своего кармана за выпивку — это не самое последнее из тех мужских удовольствий, какие он мечтал изведать, начав независимую жизнь.

— Сколько с меня? — спросил он с нарочитой небрежностью.

Бармен привычным взглядом окинул помещение.

— Вы, кажется, сказали, что угощаете всех. Ну, скажем, двадцать долларов для ровного счета.

Сердце у Кларенса упало. Он уже слышал, какие в Калифорнии высокие цены. Но двадцать долларов! Да это половина всех его денег. Тем не менее он героическим усилием совладал с собой и дрожащими руками отсчитал деньги. При этом ему показалось, что стоявшие вокруг повели себя странно и даже не совсем по-джентльменски: они вытянули шеи, заглядывая ему через плечо, чтобы увидеть содержимое кошелька. Впрочем, высокий мужчина объяснил причину такого любопытства.

— Кошелек у адмирала, джентльмены, не простой. Позвольте-ка, — сказал он, с величайшей осторожностью беря его из рук Кларенса. — Как видите, он новейшего фасона, на него стоит посмотреть.

Он передал кошелек стоявшему позади, а тот пустил его дальше по рукам, под дружные возгласы: «Это что-то новенькое!», «Новейший фасон!», — по которым Кларенс мог определить, у кого кошелек сейчас. Вскоре кошелек вернулся к бармену, который тоже попросил разрешения взглянуть и церемонно настоял на том, чтобы самому положить его Кларенсу в боковой карман, словно это была его святая обязанность. Тут кучер крикнул: «Все по местам!» Пассажиры поспешно расселись, и этого случая как не бывало, ибо, к удивлению Кларенса, его друзья, которые были так внимательны к нему минуту назад, вдруг заинтересовались мнением нового пассажира относительно политических перипетий в Сан-Франциско и забыли о Кларенсе. Женщина с вуалеткой пересела на другое место, и ее черноволосая голова уже не была видна. Кларенса, который только что был полон самых радужных надежд, вдруг охватило безнадежное разочарование. Впервые он так остро почувствовал свою полнейшую ничтожность в этом мире и неприспособленность к новой жизни.

От жары и тряски он задремал, а когда проснулся, обнаружил, что оба его соседа сошли на маленькой станции. Они не потрудились даже разбудить его, чтобы попрощаться. Из разговора остальных пассажиров он узнал, что высокий — известный картежник, а второй, похожий на фермера, — в прошлом капитан корабля, а ныне богатый торговец. Теперь-то понятно, подумал Кларенс, почему этот человек спросил, не с корабля ли он, и прозвал его «адмиралом»: ведь со стороны капитана такая шутка вполне понятна. Он жалел, что этих людей нет, ему хотелось поговорить с ними о своем родственнике из Сакраменто, с которым он вскоре должен был увидеться. Он то дремал, то просыпался, и так незаметно пришел конец путешествию. Было темно, но, поскольку в порт вошел большой корабль, магазины и конторы еще не закрылись, а мистер Пейтон договорился с кучером, что тот отвезет Кларенса прямо к его родственнику на Джей-Стрит — адрес Кларенс, к счастью, запомнил. Но мальчик несколько смутился, когда увидел, что это большая контора или даже целый банкирский дом. Однако он сошел с кареты и со своим маленьким узелком в руке переступил порог здания, а карета уехала; обратившись к одному из деловитых служащих, мальчик спросил мистера Джексона Бранта.

Такого человека здесь не было. Ни сейчас, ни прежде. В этом здании всегда находился банк. Не ошибся ли он номером? Нет, фамилия, номер дома и название улицы глубоко врезались в память мальчика. Постойте! Может быть, это фамилия клиента, который дал адрес банка? Клерк, высказавший это предположение, быстро исчез, чтобы навести справки в бухгалтерии. Кларенс ждал его с сильно бьющимся сердцем. Вот клерк вернулся. Нет, по книгам такой фамилии не значится. И никто во всем банке не знает никакого Джексона Бранта.

На миг конторка, о которую оперся мальчик, словно подалась под его тяжестью; ему пришлось ухватиться за нее обеими руками, чтобы не упасть. Как ни ужасно было разочарование, как ни безнадежна перспектива будущего, как ни уязвлена гордость при мысли, что получается, будто он злонамеренно обманул мистера Пейтона, больше всего его ранило внезапное мучительное чувство, что его самого обманули, провели, оставили в дураках! Ибо у него впервые блеснула догадка: вот откуда взялось смутное чувство несправедливости, которое все время его преследовало, ведь это не что иное, как завершение подлого замысла избавиться от него, ведь родственники нарочно загнали его сюда и бросили, одинокого, беспомощного, вышвырнули вон, как надоевшего кота, как собачонку!