Вечером третьего дня в прифронтовой полосе пылила открытая легковая машина. На заднем сиденье сидело двое молодых японских офицеров. Причем, один из них, судя по знакам различия, был капитаном авиации. Еще двое солдат охраны сидели на передних сиденьях. Номер этой машины относился к штабу японской дивизии с соседнего участка фронта, поэтому ее не останавливали. Машина сама в нескольких местах останавливалась рядом с небольшими подразделениями. Молодой пехотный подпоручик подзывал ближайшего унтер-офицера, а его старший по званию коллега из авиации властным голосом задавал вопросы фельдфебелю и, небрежно кивнув на его заполошные ответы, громко подводил итог
— «Поехали! Ничего-то эти бестолочи не знают. Думаю, в штабе твоего полка нам помогут. Побыстрее, Омаэ!».
Солдаты испуганно провожали глазами машину, и бежали докладывать своим офицерам. Но те, выслушав их, обычно только махали рукой «Мол, эти спесивые летчики всегда так себя ведут».
Дождавшись темноты, машина аккуратно свернула в сторону одной из переправ и встала в хвост длинной очереди уходящих в тыл порожних и санитарных грузовиков. К машине подошел унтер-офицер и пара солдат из охраны переправы, они проверили у офицеров документы и, не найдя причин для продолжения разговора, отошли к посту охраны. На другой стороне реки перед переправой выстраивались несколько батарей полевой артиллерии. Водитель и пассажиры вышли из машины. Водитель сразу открыл капот и багажник, остальные вытащили из машины какие-то мешки и толстый тяжелый рулон, похожий на брезент. Водитель и второй солдат взяли ведра, отправились на берег реки за водой и принялись мыть машину. Бродящие у переправы патрули с фонариками пока не обращали на них и их начальство никакого внимания.
Было уже почти четыре часа ночи. Наплавной мост освободился от пехоты и стоявшие в ожидании батареи начали осторожно переправляться с восточного берега на западный. За ними качнулись вперед несколько глубоко присевших на рессорах грузовиков. Офицер шепотом переспросил одного из солдат по-русски, тот ответил ему так же тихо, но по-корейски.
— Время не перепутал? Точно, сейчас прилетят?
— Точно, Чан. Еще минут пять и пора будет уходить.
В этот момент к машине приблизился какой-то пехотный поручик с несколькими солдатами. Он уверенно подошел к авиационному капитану и, четко отдав честь, проговорил.
— Господин капитан, мне нужно поговорить с вашим сопровождающими.
Капитан, пожав плечами кивнул, и поручик, резко обернувшись ко второму офицеру, проговорил.
— Подпоручик, возьмите с собой своих солдат и идите за мной к вам есть несколько вопросов.
В небе над головами послышался тихий, но приближающийся гул моторов…
В этот вылет Павлу снова не брали. Боевых вылетов пока было не особо много. В лучшем случае, два-три в день, и все в основном на перехват и патрулирование своих же ближних тылов. Сегодня был запланирован ночной вылет. Павла рвалась лететь вместе со всеми, но Горелкин еще раз подтвердил свой приказ, пока рука не заживет, лечиться и учить других на земле. Вот она и учила.
Для совместных полетов с пленными японцами пришлось укатать отдельный аэродром в пяти минутах лета на северо-восток от главной базы. Туда перевели бóльшую часть зенитных средств, протянули прямой телефон и отрыли индивидуальные капониры для учебных истребителей. Сначала всех японских пилотов начали тренировать на двухместных УТ-2 и УТИ-4. «Кирасиров» на том аэродроме было пять. Собранный из щитов барак с решетками на окнах стал для японцев временным пристанищем. Но кормили их нормально. Павла решила навестить там японцев когда уже сможет нормально летать.
А пока у нее хватало и других дел. Последние дни она моталась на автомашине с охраной, налаживая взаимодействие с ближайшими постами воздушного наблюдения. На базе она несколько раз разбирала вместе с летчиками свой перехват в районе аэродрома, рассказывая крылатому воинству как работала, и что пришлось бы делать, действуй разведчик иначе. Облепив со всех сторон кабину мотореактивного И-14, начлет и пилоты тщательно разбирали управление «Тюльпанами» в наборе высоты и во время атаки. Более благодарных слушателей трудно бы было отыскать. Потом она добилась от начальства, чтобы каждому пилоту эскадрильи разрешили сделать пару взлетов со включенными «Тюльпанами» до высоты пяти километров. Из тех, чьи результаты были признаны отличными сформировала три учебных «реактивных» звена. Два во главе с Таракановским и Супруном, и одно для себя. Вот этих «курсантов» она учила перехватывать разведчиков на десятикилометровой высоте. Сама при этом летала на Р-10 с Борисом Глинкой стрелком. Начальство немного поворчало, но разрешило.