Степной рассвет

Самолет комэска неспешно рисовал растянутый знак бесконечности, высоко над настороженно затихшим районом вражеской переправы. Комэск снова как и много лет назад вылетел на разведку. Последние полтора года он усиленно воспитывал из себя истребителя, но шесть лет назад Горелкин начинал свою летную карьеру в НКВД с надежного как трехлинейка Мосина разведчика Р-5. Первый среди равных, этот шедевр типично-смешанной конструкции Поликарпова мог вперегрузку поднимать до двадцати пяти пудов бомб, и если нужно мог обогнать гиганта ТБ-1, оснащенного двумя такими же моторами М-17. Впрочем за скоростью молодой пилот НКВД тогда совсем не гнался. В то время ему нравились вот такие долгие разведывательные полеты. В том же 33-м уже появились самолеты разгонявшиеся до трех сотен верст в час, а его «орлица» неторопливо кружила на двухстах. Этот фанерный крейсер конечно можно было разогнать и на сотню быстрее, но уже в пикировании. Да и не стоило этого делать, потому что на такой скорости пилоту слышался детский плач в свисте расчалок коробки. Машина, всегда послушная и приятная в управлении, начинала дрожать и словно бы жаловалась своему хозяину на боли в своем фанерно-полотняном теле. А Иван любил свою зелено-голубую красавицу и старался не мучать её без нужды. Тогда ему нравилось просто летать. В далекой дымке искать взглядом неуловимый горизонт, высматривать под крыльями Р-5, спрятанные от глаз разведчика военные тайны. Купаться в перекрученном ветром мокром тумане облаков и, немного погодя, согреваться в лучах такого близкого и ласкового солнца. Да и могли ли казаться долгими эти четыре с половиной часа поднебесного одиночества для человека, влюбленного в баюкающую его своими струями голубую бесконечность? Для него эти часы казались бесконечно малой величиной, стремящейся к исчезновению. Даже головоломные задания по второй специальности и захватывающая временами дух оперативная работа, не способны были затмить эту страстную небесную любовь…

Так было шесть лет назад. Сейчас чекист временно и условно пониженный в звании до капитана ВВС безмолвно ненавидел самолет, на котором он летел. Сегодня, второй раз за всю эту командировку он вылетел на Р-10. Аппарат был ему хорошо знаком, за последний год на нем приходилось много летать в отдельных пограничных эскадрильях. Новый самолет-разведчик был на голову совершеннее своего предка Р-5, мог летать быстрее, дальше и выше. Опытные экземпляры Р-10 с мощными моторами перегоняли любые истребители-бипланы. Увы, в этом вылете пилоту он казался чахлой вороной с побитыми градом крыльями. А вылетел комэск этой ночью, раньше других пилотов эскадрильи, совсем не для развлечения. И дело у него сегодня было не менее важное, чем у его подчиненных, вот только пальцы, лежащие на штурвале в этот раз не имели права трогать гашетки крыльевых ШКАСов и нажимать кнопки сброса. Зато остальных пилотов эскадрильи этой ночью ожидали все прелести штурмового налета на позиции противника. И как бы ни раздражала комэска придуманная заместилем новая реинкарнация ИП-1, ему все же очень хотелось сейчас быть в кабине блиндированного «Кирасира». Ведь тогда он бы знал, что может сделать хоть что-то осязаемое. Да хотя бы маневром отвлечь на себя зенитки от поврежденной машины другого пилота. Или загасить пулеметным огнем и мелкими АО, огневые точки, не дающие подняться десанту. Но на этот раз права на все это у него не было. До самого утра его элегантная «десятка» должна была как проклятая висеть над районом операции и координировать работу других. Высматривать признаки концентрации вражеских резервов. Оценивать результаты работы бомберов. Слушать их радиопереговоры и иногда вклиниваться в них, сообщая новые данные. Высматривать в том аду, что сейчас разверзнется по обе стороны переправы, нервные броски теней штурмовиков, периодически подавая им команды ракетами. Наводить по радио лидируемую таким же Р-10 группу И-14 для сосредоточенного удара по наиболее опасным очагам сопротивления. Сообщать пилотам ТБ-3 обстановку к моменту выброски. Аппарат комэска был заправлен топливом под пробку основных и подвесных топливных баков. И на тех же самых двухстах километрах в час мог висеть над районом целых шесть часов. Вот только все это летное изобилие совсем не радовало комэска.

***

Тревожная ночь изредка раскрашивалась взлетающими метеорами ракет, всхлипывала редкими пулеметными и орудийными перестрелками и снова настороженно замирала, продолжая негромко взрыкивать моторами и щелкать одиночными выстрелами. Шесть обвешанных как новогодняя елка и неуклюжих на вид угловатых аппаратов, не спеша, подлетали к назначенному району.