Степные хищники

— Гришин, сходи к Кондрашеву, пусть он передаст медсестре, чтобы ехала с нами! Хозчасть ее полка стоит сейчас в Петровске, а мы будем там.

— Зачем взводного беспокоить? Я знаю ее квартиру и передам сам.

— Хорошо, — согласился Щеглов и, помедлив, добавил :— Записку ей передашь.

Паровозные свистки. Лязг буферных тарелок. Конское ржание, удары копыт, окрики людей, — идет погрузка кавалерийской части в вагоны. Наконец кони заведены и привязаны, командиры эскадронов доложили об окончании погрузки, главный кондуктор пронзительной трелью свистка дал знать машинисту, что можно ехать. Над черной тушей паровоза взвился белый фонтан пара, и тотчас же в ушные перепонки ударил звучный голос меди. Испуганно дернулись с места вагоны и, подталкивая друг друга, покатились по рельсам все быстрее и быстрее. Еще раз, уже за городом, заревел паровоз, будто обрадовался просторам полей, погожему солнечному дню.

В штабной теплушке сидели Щеглов, комиссар, начхоз, адъютант, писарь, связные от эскадронов и Таня Насекина. После напряженной суеты последних дней вынужденное безделье казалось Щеглову, гнетущим. «Как это некоторые могут сидеть и ничего не делать?» — удивлялся он.

Комиссар разбирал свою полевую сумку, доставая и раскладывая бумажки. Начхоз о чем-то спорил с адъютантом. Таня, прислонив голову к вагонной стойке, напевала песенку, слова которой уносил ветер. Поезд прогрохотал по мостику, и паровоз, пыхтя, начал взбираться на подъем. Все тише и тише двигались вагоны и, наконец, почти на самом перевале остановились.

— Подтолкнуть требуется, — шутливо сказал один из связных, ловким прыжком очутился на насыпи, перебежал канаву и, нарвав подснежников, так же ловко прыгнул в вагон.

— На-те вам, сестрица! — отдал он Тане цветы.

— Спасибо! Первые цветы особенно красивы.

Окрестности поплыли в обратном порядке. Миновав знакомый мостик, состав остановился, набрал разгон и с трудом одолел перевал.

В Базарном Карабулаке долго стояли: поили лошадей, паровоз набирал воды, грузил дрова. Щеглов предложил Тане пройтись.

— С удовольствием, — согласилась та.

Перейдя рельсы, они сели на откосе напротив вокзала.

— Как же ты будешь за эскадроном поспевать? Верхом?

— Конечно.

— Умеешь?

— Немножко. Еще девчонкой, когда у деда в деревне жила, приходилось, а потом училась эти дни в Вольске.

— Как в Вольске?

— Меня Иван Иванович обучал.

Почему-то на мгновение стало неприятно, что Тополев учил Таню верховой езде, но Щеглов постарался подавить в себе это ощущение.

— Он — замечательный наездник. А стрелять умеешь?

— Нет, не приходилось.

— Плохо. Пойдем, научу.

— Зачем это мне?

— На всякий случай. Нарвешься на бандитов.

— У меня и оружия нет, — заметила Таня, но встала.

Шагах в двадцати от того места, где они сидели, нашелся котлован, из которого, по-видимому, когда-то брали глину. На отвесной стене его Щеглов прикрепил клочок газеты.

— Смотри! Взвожу курок, прицеливаюсь, вот так, — объяснял Щеглов, — затем, не теряя прицела, спускаю курок. Поняла?

— Как будто.

Первая пуля подняла пыль примерно в метре от мишени.

— Не попала! — огорчилась Таня.

— Не спеши! Давай вместе!

Зайдя сзади, Щеглов поддержал Танину руку.

— Целься!

Мягкие волосы коснулись лица, перед глазами была тонкая девичья шея и незакрытая волосами мочка уха. Щеглова охватило желание обнять, прижаться к шее губами. С трудом он подавил его.

— Нажимай на спуск!

На этот раз пуля попала в бумажку.

— Пробуй!

Опять попадание.

— Молодец!

Расстреляв револьверный барабан, они вернулись на откос.

— Вася, у тебя горе? — неожиданно спросила Таня.

— Почему это ты решила?

— Ты такой невеселый. Что случилось?

До сих пор Щеглов никому не рассказывал о том, что узнал от уполномоченного, и более того, полагал, что рассказывать об этом не следует, но сейчас, не колеблясь, произнес:

— Недавно я узнал, что моя жена — бандитка.

— Не может быть!

— К сожалению, это факт, — и Щеглов сообщил некоторые подробности.

Замолчав, он с удивлением заметил, что Таня взяла и гладит его руку. Щеглов порывисто поднялся.

— Вася, прости! Мне не следовало расспрашивать тебя.

— А-а, все равно! — махнул рукой Щеглов, а немного погодя добавил — Все-таки ты об этом никому не говори!

К эшелону возвращались молча, каждый занятый своими мыслями.

«Какого черта я разоткровенничался? Чего мне от нее надо? Любви? Хватит одного раза. Урок на всю жизнь. Больше ни одной не поверю!»

Тане же было просто жаль его, жаль до слез, и в то же время в тайнике души теплилась робкая надежда: «Теперь он свободен и может стать моим. Почему бы нет? Я помогу ему забыть горе».

Щеглов вздрогнул, когда Таня взяла его под руку.

— Тебе неприятно?

— Нет. Просто я задумался. Вот наш вагон.

А ночью плечом к плечу оба сидели у полуоткрытой двери вагона, смотрели на проносившиеся мимо седые в лунном свете поля и перелески. Запахи весны, врываясь в вагон, кружили голову обоим.

— Холодно, — сказала Таня.

— Закрыть дверь?

— Нет, не надо.

— Давай укрою шинелью. Двигайся ближе!

— Увидят, — прошептала Таня, когда Щеглов порывисто обнял ее.

Глава десятая

МЕШОК