Степные рубежи России

Новый подход к казахам сильно отличался от того, которого Россия придерживалась в отношениях с различными кочевыми соседями на протяжении прошлых веков. Теперь речь шла о сознательной и все растущей опоре на торговые и экономические стимулы, целью которых было сделать из казахов цивилизованных и лояльных подданных империи. Эта политика, намеченная Кириловым, основателем Оренбурга, получила продолжение и развитие при его наследниках – Василии Татищеве (1737–1739), князе Василии Урусове (1739–1742) и Иване Неплюеве (1742–1758). В 1742 году военный комендант Оренбурга указал на выгоды, которые может получить казна, если ему будет дозволено обменивать зерно на молодых, сильных лошадей, пригодных для драгунской службы из расчета две-три четверти (мера зерна XVIII века, приблизительно равная 8 пудам, или 130 кг) зерна на лошадь. Даже овец можно было выменивать с выгодой, потому что они могли быть проданы купцам по 80–100 копеек за одну овцу, а казахи получали за одну овцу два четверика (примерно одна восьмая от четверти, то есть пуд, или 16 кг) стоимостью 50 копеек. Он ожидал, что казахи постепенно привыкнут к хлебу и начнут пасти свои стада возле Оренбурга, подобно тому как калмыки пасли их у Астрахани и Царицына[458]

.

Под властью нового, вестернизированного населения российской элиты, проводящей активную меркантилистскую политику, регион быстро преображался. В 1744 году в поисках более удачного месторасположения город Оренбург был перенесен к западу вдоль Яика и вновь основан на слиянии рек Сакмара и Яик. Оренбургская экспедиция была вначале переименована в «комиссию», а в 1744 году – в «губернию», что знаменовало переход от исследовательского проекта к региону, полностью включенному в империю. Новая губерния была одной из самых крупных в империи и состояла из четырех провинций, столицами которых были Ставрополь-на-Волге на западе, Челябинск на востоке, Уфа на севере и Оренбург на юге.

Колонизация региона продвигалась стремительно, отчасти благодаря появлению нехристиан, бежавших из Казанской земли, где правительство конфисковало их земли, обложило тяжелыми налогами и стремилось силой обратить в христианство. Но власти отнюдь не собирались предоставлять регион для спонтанной нехристианской колонизации. Официальная политика русификации региона считалась самой надежной гарантией российского правления. Башкирские земли могли быть куплены для строительства нового завода или разработки шахт или же конфискованы по военным причинам – для строительства дорог или крепостей. Власти привозили русских крестьян и селили их вдоль стратегически важных дорог, а также приписывали к растущему числу крепостей и промышленных предприятий. Новые укрепленные линии и русские поселения продолжали окружать нехристианское население империи со всех сторон[459]

.

Растущее военное и экономическое присутствие России в степях Средней Азии и ее претензии на сюзеренитет над казахами Младшего и Среднего жузов неизбежно вовлекали ее в водоворот местной политики. На юге находилась Персия Надир-шаха, чьи устремления все чаще противоречили интересам России в регионе. Говорили, что шах хорошо обращается со своими новыми подданными, и Бухара, Хива, туркмены Аральского моря и каракалпаки стояли перед искушением принять персидское покровительство. К востоку находились ойраты, посланник которых явился к Абулхаиру в июне 1742 года, чтобы сообщить ему о приближающемся ойратском войске и принести дары от хана ойратов Галдан-Цэрэна. Казахи должны были вручить ойратам десять заложников с семьями из числа знатных казахов и дань в размере одной лисицы с кибитки; если бы Абулхаир отказался принять эти условия, ойраты угрожали уничтожить его[460]

.

Русские офицеры, находившиеся среди казахов, сочли требования ойратов неприемлемыми. В конце концов, послы ойратов же знали, что Абулхаир является русским подданным. Выяснилось, что сам Абулхаир предложил ойратам мир в обмен на возвращение городов Туркестан и Ташкент. Объясняясь с русскими чиновниками, Абулхаир заявил, что единственной его целью было сделать города частью Российской империи[461]. Хан явно научился формулировать свои желания так, чтобы они звучали приемлемо для российских властей.

Абулхаир, вынужденный реагировать на требования русских и ойратов, а также антироссийски настроенной казахской знати, вновь решил поставить на Россию и попросил о защите. Он объяснил, что мухтары хотят, чтобы он откочевал от российского пограничья, а если он откажется, они свергнут его. Некоторые из них планировали силой прорваться через волжские пастбища калмыков и присоединиться к ногайцам на Кубани. Другие предлагали вернуться на Сырдарью, выдать заложников ойратам и заключить мир с каракалпаками, тем самым объединив силы с ойратами и каракалпаками против России. Абулхаир предупредил, что, если русские его не защитят, ему придется бежать на Кубань, где его ждут с распростертыми объятиями[462].