Степные Волки (СИ)

После гибели гвардейцев и разорения Ориссы, гуранги продолжили служить новому правителю. Каим издал указ, что племя рах признается Первородным и Избранным народом, которому иные племена, населявшие каганат, обязаны верно служить. Все воинские формирования кроме наемных частей были распущены, а народ дромов, потеряв в столице свою элиту, попал в пожизненную кабалу. Род Воителей был признан вне закона, принял бой против своих братьев по крови и почти поголовно изничтожен. По слухам, гуляющим среди беженцев–дромов, Вернигор сын Баломира все–таки уцелел и воспитывается в некоем степном племени, ждет своего часа и готовится вернуть трон предков. Однако, скорее всего, это неправда. А что сейчас творится в землях Благословенного Рахона, бывшего Дромского каганата, мне толком неизвестно, ибо я давно покинул те края. Слышал, что Ориссу отстроили заново. А еще, основываясь на слухах, могу сказать, что там насаждается новый религиозный культ преклонения перед богом Ятгве, а все племена Великой Степи признаны рабами этого бога.

Исторические заметки неизвестного автора.

Глава 1

Пламен.

— Пламен, бежим!

Я услышал крик моего дружка Звенислава и со всех ног помчался прочь. Бежал, не оглядываясь, петляя между прохожими и ранними покупателями. Только бы успеть проскочить площадь Умельцев. А потом будет проще, нырнуть в проулок, спуститься к реке и раствориться в городе. После чего ищите нас стражники. Такой босоты как мы вокруг много ошивается. Попробуй, узнай, кто стянул в лавке Толстого Петры свежий румяный каравай.

Позади истошный вопль булочника:

— Ловите вора! Люди добрые! Обокрали честного гражданина Штангорда! Куда смотрит стража!?

Плевать! Пусть кричит. Главное — успеть к заветному проулку.

Ко мне протянулись чьи–то руки, но я смог увернуться. Упал и по скользкой жиже, словно на санках, проскочил под вонючим рыбным лотком. Пока везет. Я быстро поднялся и помчался дальше. Сердечко бешено колотилось, и ноги слегка дрожали. Но я должен был бежать и не мог допустить, чтобы слабость и волнение мне помешали. Только замри на месте и стражники сцапают. А они дядьки суровые, не посмотрят на малолетство и накажут. В лучшем случае, от души плетьми отходят. А что будет в худшем, даже думать не хочется.

Наконец–то, переулок и я в безопасности.

Глубоко выдохнул и через силу улыбнулся. Я успел, смог сбежать и не попался. Теперь можно не спешить, ибо это привлекает внимание.

Рядом пристроился Звенислав, и он достал из–за пазухи кусок пахучего вкусного хлеба. Рот мгновенно наполнился слюной, и я протянул ему ладонь.

— Держи, — напарник вновь засунул грязную руку за ворот драной рубахи, отщипнул от спрятанного под ней каравая огромный кус, и вложил его в мою ладонь. Хлеб. Как же давно я его не ел. Месяца два, не меньше. Поэтому моментально вцепился крепкими зубами в кусок и стал рвать на части, а затем, не жуя, заглатывать.

Я подавился, но вновь рывок зубами. Следует спешить, поскольку у мадам Эры надо быть до подъема. А появиться с хлебом все одно, что подписать себе приговор. Она милосердием не страдает. Выгонит на улицу или стражникам отдаст.

Впрочем, мы успевали. И к тому моменту, когда миновали длинную и загаженную отбросами улицу, а далее прошли через мост и оказались в своем квартале, весь каравай уже был съеден и в животе поселилось приятное чувство сытости.

Звенислав покосился на меня и сказал только одно слово:

— Хорошо.

— Хорошо, — согласился я с ним и добавил: — Вот только примелькались мы уже. При желании, стражники нас в два счета найдут.

— А–а–а… — дружок беззаботно махнул рукой. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Мы подошли к забору нашего приюта и осмотрелись. Рядом никого. После чего отогнули прогнившую доску и осторожно пролезли во двор.