Стерегущий

— Эка чего нагородил! — усмехнулся Бухарев, увидев баррикаду Батманова. — Помрешь тут, так и душе вылететь некуда.

— Через котлы душа ваша в рай попадет, — буркнул Хасанов.

— А твоя через что?

— Мне рай без надобности, грехов много — не пускают.

— Ну, братцы-кочегарцы, что делать будем? — спросил Бабкин.

— Кто его знает, — ответил один только Кузьма, недоуменно пожав плечом.

Разговор не клеился. Его вели просто так, для видимости. Произносимое слово никак не вязалось с тем, что прочно уже засело у всех в мыслях: умереть вместе со «Стерегущим».

Глава 16

БЕЗ ОФИЦЕРОВ

Приняв участие в тушении пожара, трюмный машинист Новиков поднялся на верхнюю палубу, чтобы доложить о положении в машинном отделении Анастасову, но инженер-механика в живых уже не было. На палубе в это время шел бой с японцами, сумевшими в разных местах взобраться с помощью абордажных крючьев и багров на корабль. Заметив, как поредели ряды защитников «Стерегущего», Новиков вспомнил, что в машинном отделении есть еще люди, и, свалив ударами приклада двух преградивших ему дорогу морских пехотинцев, заторопился назад.

— Открыть дверь! — гаркнул он, как только очутился у машинного отделения.

Повелительный возглас был так решителен, что Кузьма Игнатов поспешил выполнить приказание.

— Гузки себе у котлов греете? Думаете, офицеров поубивало, и начальства на вас нет? — разъяренно выкрикнул Новиков, останавливаясь у входа. — Живо на палубу!

— Ты что… сказился? Небось думаешь, струсили, спрятались? — спокойно спросил Батманов.

— А то нет? — запальчиво возразил Новиков. — Вон сколько железа вокруг себя наворотили, — откинул он сапогом в сторону какие-то обломки.

— Ты, дядя, насчет трусов полегче, а то и по маковке заработать можно, — сердито шагнул к нему Бухарев.

— Не меня бей, японца бей! — зло закричал Новиков. — Чего тут разговаривать! Марш на палубу!

Сквозившая в нем решительность подействовала на всех. Каждый из находившихся здесь не уклонялся от боя, нужно было только позвать их, а Василия Новикова нельзя было не слушать, сам его вид звал вперед. Его фуражка была разодрана пулей, по правой щеке бежала струйка крови, руки, державшие за дуло винтовку, прикладом которой он только что сбил двух врагов, дрожали от возбуждения. Этот человек знал цену жизни!

Бабкин наскоро рассказал, почему они с Бухаревым задержались здесь. Батманов заявил, что отсюда ему сподручнее бить японцев, но если это надо делать на палубе, пусть на палубе, ему все равно. Осинин, Хасанов и Кузьма, ни слова не говоря, взялись за винтовки.

Новиков понял, что все подозрения были напрасны. Его окружали люди, не прятавшиеся от опасности, но отыскивавшие выход, как бы лучше справиться с нею. Вместе с тем он видел, что они верят ему и готовы подражать его поведению и примеру. Он торопливо соображал, не нужно ли крикнуть им «вперед», «за мною» или что-нибудь подобное, но их полная готовность и решимость идти в бой остановила его от этого. Он просто выскочил из машинного отделения, даже не повернувшись посмотреть, идут они за ним или нет. Но он слышал за собой их напряженное дыхание и лязг железа разбрасываемой ими баррикады.

Первым за Новиковым двинулся Бухарев. Отставив к стенке винтовку и привычным движением послав вперед голову и ноги, он протолкнул себя в узенькую дверь и быстро выскользнул на палубу.

Навстречу выскакивавшим из машинного отделения со стороны кормы по железу зашаркали пули. Квартирмейстер понял, что стреляют в него. Стало не по себе. Не то от возбуждения, не то от холода застучали зубы. Он на мгновение приостановился, ожидая следующих выстрелов, но они переместились куда-то в сторону. Потом как-то вскользь, необычайно быстро, Бухарев увидел, как в него целится морской пехотинец, чуть-чуть передвигая мушку карабина, и как проворно нагнулся, словно споткнулся Новиков, чтобы поднять с палубы винтовку. К этим стремительным, едва уловимым, обгонявшим бег времени впечатлениям у Бухарева еще добавилось удивление перед Новиковым. Движения трюмного машиниста были подобны колебаниям сгибавшейся и распрямлявшейся пружины, и весь он был какой-то порывистый и упругий.

— Не бойся, не бойся! — ободряюще закричал Новиков. — Из укрытия бей! — И, приостановившись, ткнул, почти бросил квартирмейстеру заряженную винтовку.

«Да я и не боюсь вовсе», — мысленно запротестовал Бухарев, инстинктивно падая за груду обломков; и только сейчас, зажав в руке принятую от Новикова винтовку, сообразил, что выскочил на палубу безоружным. И вновь подивился быстроте восприятий и находчивости трюмного машиниста.

Стоявший невдалеке японец все еще продолжал целиться, ожидая, когда квартирмейстер поднимется из-за прикрытия.

— Врешь! Не твоя возьмет! — бешено воскликнул Бухарев, укладывая его выстрелом.

Алексей Осинин оттого, что болела раненая нога и сверлило в контуженном ухе, с выходом на палубу несколько замешкался. Ему сейчас очень хотелось жить. Жизнь была слишком заманчива, слишком хороша, и Осинин никак не мог согласиться, что она исчезнет, растворившись в вонючем дыме японских снарядов.