Читаем Стерва в стихии брачных игр. Свадебная лихорадка полностью

Впрочем, нечего их ругать. Ведь мы, противоположный пол, не так уж далеко ушли от этих инфантильных созданий. У нас своя «психологическая ловушка» — та самая любовь. Хотя отвлеченно мы все понимаем, что у сказки сюжет, как правило, кратковременный и завершается (а вернее, обрывается) свадьбой, так что с детства остается невыясненным: есть ли жизнь после свадьбы? И создается ощущение, что жизнь всегда слишком длинна, даже для огромной любви. Вот почему женщине не избежать разочарований в «любви страстной», когда она сдуру про кого-то скажет: «Это он!» лишь потому, что «душа ждала… кого-нибудь, и дождалась» — самых тривиальных, но оттого не менее мучительных разочарований. А пережив крах иллюзий, новая Татьяна (или ее заботливая мамаша, «старушка Ларина») осознает: для жизни требуется не денди-мизантроп-плейбой Онегин, а рядовой-деловой-надежный партнер — не кто иной, как «толстый этот генерал». Супруг любящий и слегка подслеповатый (чтобы по пустякам не нервничал), способный предложить избраннице решение всех финансовых проблем, тепло, заботу и определенную долю понимания — но не чрезмерную. У разочарованной и потускневшей (зато опытной) Тани уже не имеется ни надежд, ни нужды в откровениях и дружбе. Для 86 % женщин лучшим другом становится не муж, а другая женщина. Оставшиеся 14 % — показатель «женской семейной дружбы» — это даже меньше, чем 22 %, выпавших согласно статистике «мужской семейной дружбы». Выходит, представителю любого пола легче общаться с кем-то, у кого такое же устройство мозга, сходные интересы и аналогичная система ценностей. А любовь — что любовь? Всего лишь порыв, пусть и благотворный.

О том, чем чревата (и в буквальном, и в фигуральном смысле) любовь, вроде бы знают все, кому за… ну, скажем, у кого еще есть время до официально-цензурированной лекции о пчелках, о тычинках и о нравах в Амстердаме на некой монохромно освещенной улице. Но это знание — отрывочное, идеализированное или травестированное — можно расценивать как искаженное. Для многих формирование представления о любви начинается с цитат из культового песнопения в честь свадьбы богов Таммуза и Иштар, а также в честь Суламифи, доставленной в гарем Соломона прямо с родного сеновала, на котором оставалась с носом, подобным «башне Ливанской, обращенной к Дамаску», первая любовь незадачливой певицы.[6] Итак, цитируем то, что и не нуждается в цитировании: «крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность». Есть и более древние хрестоматийные свидетельства о «стрелах огненных» и «пламени весьма сильном». Этак веков за десять до создания «Песни песней» один хитрован египетский излагает свой замысел по-свойски:


«Улягусь я на ложе

И притворюсь больным.

Соседи навестят меня.

Придет возлюбленная с ними

И лекарей сословье посрамит,

В моем недуге зная толк».[7]


Уже тогда, три тысячи лет назад, возникало — и неоднократно — предположение о том, что любовь есть «недуг». Причем опасный, а во многих случаях — и вовсе неизлечимый. Позже ты увидишь, насколько древняя метафора недалека от истины.

Мы часто добавляем ко всему, что касается этого чувства страшноватый эпитет «вечная». Вечная любовь, вечная страсть, вечная печаль, вечная весна, вечный покой… Тьфу! В смысле пардон. Само сказалось. Но, несмотря на кажущуюся «вечность» любви, можно говорить не столько о долговременности, сколько об исключительно широкой распространенности этого чувства, а также о глобальности интереса, который человечество испытывает к любви. Род людской задавался и задается одним вопросом: что это за сила, нарушающая адекватность восприятия и поведения? И еще одним: как с ней бороться — и есть ли смысл в такой борьбе? Ну и еще… примерно миллионом вопросов на ту же тему. И, как оно водится, вместо ответов возникали и возникают легенды. Они вполне соответствуют невежеству отрочества и неведению старости: будоражат воображение и облагораживают воспоминания. Но никакой ясности, как понимаешь, в проблему не вносят. Так что глобальная невинность человечества в любовных делах изрядно затянулась — и все продолжается и продолжается…

Перейти на страницу:

Все книги серии Стерва

Похожие книги

Мораль и разум
Мораль и разум

В книге известного американского ученого Марка Хаузера утверждается, что люди обладают врожденным моральным инстинктом, действующим независимо от их пола, образования и вероисповедания. Благодаря этому инстинкту, они могут быстро и неосознанно выносить суждения о добре и зле. Доказывая эту мысль, автор привлекает многочисленные материалы философии, лингвистики, психологии, экономики, социальной антропологии и приматологии, дает подробное объяснение природы человеческой морали, ее единства и источников вариативности, прослеживает пути ее развития и возможной эволюции. Книга имела большой научный и общественный резонанс в США и других странах. Перевод с английского Т. М. Марютиной Научный редактор перевода Ю. И. Александров

Марк Хаузер

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Когнитивная психотерапия расстройств личности
Когнитивная психотерапия расстройств личности

В книге представлен обзор литературы по теоретическим и прикладным вопросам когнитивной психотерапии, обсуждаются общие проблемы диагностики и лечения, дается анализ формирования схемы и ее влияния на поведение. Подробно раскрыты следующие основные темы: влияние схем на формирование личностных расстройств; убеждения и установки, характеризующие каждое из нарушений; природа отношений пациента с психотерапевтом; реконструкция, модификация и реинтерпретация схем. Представленный клинический материал детализирует особенности индивидуального лечения каждого типа личностных расстройств. В качестве иллюстраций приводятся краткие описания случаев из клинической практики. Книга адресована как специалистам, придерживающимся когнитивно-бихевиористской традиции, так и всем психотерапевтам, стремящимся пополнить запас знаний и научиться новым методам работы с расстройствами личности.

Аарон Бек , Артур Фриман , Артур Фримен

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Психология поведения жертвы
Психология поведения жертвы

Современная виктимология, т. е. «учение о жертве» (от лат. viktima – жертва и греч. logos – учение) как специальная социологическая теория осуществляет комплексный анализ феномена жертвы, исходя из теоретических представлений и моделей, первоначально разработанных в сфере иных социальных дисциплин (криминологии, политологии, теории государственного управления, психологии, социальной работы, конфликтологии, социологии отклоняющегося поведения).В справочнике рассмотрены предмет, история и перспективы виктимологии, проанализированы соотношения понятий типов жертв и видов виктимности, а также существующие виды и формы насилия. Особое внимание уделено анализу психологических теорий, которые с различных позиций объясняют формирование повышенной виктимности личности, или «феномена жертвы».В книге также рассматриваются различные ситуации, попадая в которые человек становится жертвой, а именно криминальные преступления и захват заложников; такие специфические виды насилия, как насилие над детьми, семейное насилие, сексуальное насилие (изнасилование), школьное насилие и моббинг (насилие на рабочем месте). Рассмотрена виктимология аддиктивного (зависимого) поведения. Описаны как подходы к индивидуальному консультированию в каждом из указанных случаев, так и групповые формы работы в виде тренингов.Данный справочник представляет собой удобный источник, к которому смогут обратиться практики, исследователи и студенты, для того, чтобы получить всеобъемлющую информацию по техникам и инструментам коррекционной работы как с потенциальными, так и реализованными жертвами различных экстремальных ситуаций.

Ирина Германовна Малкина-Пых

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука