Стервятники звездных дорог

Основной трюм потерян – это Алекс прекрасно понимал. Но это еще не весь корабль – оставалась надежда, что удастся спасти тех, кто спал вне трюма, на рабочих палубах. Команда корабля, военные, технический персонал – пилот не знал точно, сколько криокамер прячется в изолированных отсеках. Несколько тысяч – если брать в расчет военных, занявших автономный отсек и отключившихся от систем корабля. Это было необходимой мерой – у них остались все оружие и военные системы, что могли попасть в чужие руки. Военный комендант генерал Гир боялся переворота. Он опасался, что, пока военная вахта спит, гражданские доберутся до оружия и устроят настоящую войну. Для таких опасений у него были все основания – перед самым отлетом на борту «Эдема» едва не вспыхнул бунт. Куда лететь, зачем, кто займет какие места – эти вопросы пытались обсудить почти полмиллиона людей, охваченные ужасом и паникой. Не слишком приятная ситуация. Достаточно одной искры, чтобы все взлетело на воздух. Гир справился – под угрозой оружием все колонисты были срочно распределены по криокапсулам, а весь персонал сформирован заново. Многие из команды корабля отправились в трюм. Фактически Гир захватил корабль с помощью армии, и многие думали, что он не вернет власть остаткам гражданского правительства. Он поступил иначе – правительство отправилось «на лед», а все командование Гир передал капитану и команде. А сам со своей армией забаррикадировался в автономном отсеке, запретив поднимать его команду раньше, чем они прибудут к новой планете. Он думал, что это лучший способ избежать неприятностей на борту – изолировать крикунов от людей с оружием и взять тайм-аут в полтысячи лет. А потом, когда остаткам колонии ничего не будет угрожать и корабль зависнет над планетой, годной для заселения, пробудиться от сна и решить возникшие проблемы. Но генерал ошибся. Проблемы возникли намного раньше.

Прикусив губу до крови, Алекс сделал последний шов и в изнеможении опустился на железную поверхность подъемника. Он выключил ремкомплект, который снова превратился в продолговатый чемоданчик, и поставил его рядом с собой. Потом откинулся на спину и замер, с удовольствием ощущая боль в мышцах. Он жив. И он сделал работу, что должна спасти «Эдем». Изоляция – это прекрасная идея. Вот бы еще добраться до военных и разбудить их. Поднять Гира и взвалить на его плечи все беды и заботы «Эдема» – заманчивая мысль. Седеющий генерал, переживший эвакуацию колонии, был, на взгляд Алекса, самым здравомыслящим командиром – из тех, что уцелели, конечно. Много достойных людей успели подняться на корабль, но в критической ситуации только Гир нашел бы способ нейтрализовать угрозу и взять корабль под свой контроль.

Алекс прикинул, как можно пробраться в автономный отсек. Просто так, на всякий случай. Мышцы отозвались возмущенным криком боли – они требовали отдыха. Сутки на сон как минимум. Это вполне устроило бы тело пилота, насильственно вырванное из ледяного сна и еще не восстановившее силы. Но Моруа постарался не думать об отдыхе. Он в принципе представлял, как можно добраться до отсека военных – по внешней обшивке. Если вояки не установили охрану и не построили дополнительные ловушки, то ремонтный катер сможет пробраться к внешним сегментам третьего сектора и вскрыть обшивку. Потом можно спуститься по техническим палубам вниз, к командному пункту, и постараться разбудить военных. В принципе это осуществимо. Вот только такая операция займет массу времени – дня два, не меньше, ведь надо расконсервировать катер и подготовить команду. А времени у них нет. Совсем. Быть может, поднять вояк удастся после прыжка, когда корабль выдохнет последние энергетические ресурсы в один заход и прибудет к точке назначения – тогда у них будет полно времени. Если они уцелеют. До прыжка еще надо дожить, и если он сейчас не поднимется и не поможет тем, кто продолжает заваривать люки ремонтных ходов, то никакие военные их не спасут.

Застонав, Алекс перевернулся на живот и неловко поднялся на ноги. Скафандр с жестким каркасом был на редкость неповоротлив, но зато прочен. Моруа чувствовал себя черепахой и порой сильно жалел, что натянул на себя это чудовище.