Стезя и место

— Батюшка твой покойный вот так же в одночасье повзрослел… и тоже не по годам. — В голосе деда не было растроганности, как обычно при поминании убитого Фрола, скорее звучала гордость за то, что в новом поколении проявились лучшие, в его понимании, черты предыдущего. — Передали мне, какие ты слова для Младшей стражи нашел. Правильные слова! И в бою не сплоховал, тоже знаю! А потому… — голос деда построжел, хотя, как ни странно, не утратил теплоты, — садись-ка, Михайла, сын Фролов, будем с тобой боярскую думу думать да совет держать!

Корней отпустил Мишку, вернулся на лавку и жестом велел ему сесть напротив себя. Некоторое время испытующе смотрел на внука, потом заговорил хотя и наставительным тоном, но уже не как с мальчишкой:

— Запомни и проникнись, боярич Михаил, все, что здесь и сейчас мы с тобой решим, будет ИСПОЛНЕНО. Никто не поправит, никто не укажет на ошибки и никто не простит, если что-то придумаем не так. Мы с тобой придумаем, я придуманное выскажу, а люди станут ДЕЛАТЬ по моему слову. И уже нельзя будет остановить их и что-то переиначить. Сейчас ты не отрок Мишка, не Бешеный Лис, а боярич Михаил, сиречь голова, которой надлежит двинуть тело и шевельнуть руками. Забудь о своих желаниях, обидах… даже о надеждах забудь! Тело, которым ты движешь, должно не только оставаться сильным и здоровым, но силу и здоровье свое приумножать. Рукам же должно не только уцелеть, но и работу свершить так, как требуется. Но! — Корней длинной паузой после «но» подчеркнул важность следующей фразы. — За последствия деяний ни тело, ни руки ответ не держат — только голова!

Дед говорил очень серьезно, даже несколько торжественно, чувствовалось, что излагает он плоды собственных долгих размышлений. Сказанное было достаточно правильным образным описанием отношений между управленцем и исполнителем. И с поучением Нинеи: «Возгордись и тут же смирись с тем, что ты не волен в своих поступках» это прекрасно «стыковалось», но… Мишку словно бес какой-то за язык потянул — то ли сказалось скептическое отношение человека конца ХХ века к любой патетике, то ли просто очень уж неожиданно повел себя Корней…

— Знаешь, деда, был такой поэт и воин — Денисом звался. Он про то, о чем ты сейчас говорил, так написал… ну вроде бы ноги обращаются к голове:

«За что мы у тебя под властию такой,Что целый век должны тебе одной повиноваться;Днем, ночью, осенью, весной,Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскатьсяТуда, сюда, куда велишь…»……………………………………………………………………..

«Молчите, дерзкие, — им Голова сказала, —Иль силою я вас заставлю замолчать!..Как смеете вы бунтовать,Когда природой нам дано повелевать?»«Все это хорошо, пусть ты б повелевала,

По крайней мере нас повсюду б не швыряла,А прихоти твои нельзя нам исполнять;Да между нами, ведь признаться,Коль ты имеешь право управлять,То мы имеем право спотыкатьсяИ можем иногда, споткнувшись, — как же быть, —

Твое величество об камень расшибить».[14]

— Кхе? — Корней ожидал от внука какой угодно реакции на свои слова, но только не такой — вроде бы все правильно понял мальчишка, но слова-то, похоже, насмешливые. — Да ты никак насмешничать?..

— Что ты, деда! — Мишка попытался как-то загладить впечатление от своей выходки. — Ничего смешного, просто очень похоже на то, что ты говорил. А Денис за это сочинение в опалу попал — тамошний царь его слова на свой счет принял.

— Кхе… в опалу… — Дед все никак не мог определить свое отношение к сказанному. — Про одного такого воина-мудреца ты, помнится, уже рассказывал…

— Да! Только Антуан де Сент-Экзюпери на войне погиб, а Денис долго воевал, прославился… он, как и ты, сотником конного войска был. Даже в достоинство воеводы возвели, а потом лишили — не простили обиды царской… ну и ревновали к славе его.

— Денис, говоришь? — Корней, прищурившись, глянул на Мишку с некоторым сомнением. — А может, сам измыслил? Всем известно: ты на выдумки горазд.

— Да не все ли равно, деда? — Мишка уже сам себя клял за неуместный поэтический экскурс. — Главное, что я тебя правильно понял! Ведь правильно же?