Стигматы Палмера Элдрича

И они увидели здания, которые под отвратительный рокот далеких вражеских тамтамов превращались в пыль и растекались потоками грязи; пыль поднималась столбом на месте стоявших тут некогда жилых домов; откуда–то появились полчища железок, копошившихся как муравьи. Невидимая сила время от времени превращала то одного из них, то другого в кучку металлолома.

Грохот усилился, барабаны приблизились, и камера, несомненно установленная на разведывательном спутнике, принадлежащем Зап–Дему, показала панорамную съемку большого общественного здания — библиотеки, церкви, школы или бассейна, а может быть, всех вместе взятых. Несколько замедленно было показано, как это монументальное сооружение распалось на молекулы.

Предметы превратились в пыль. А ведь на месте железок могли быть мы, подумал Николас. Он, еще будучи ребенком, целый год провел в Детройте.

И коммунистам и гражданам США в одинаковой степени крупно повезло, что война разразилась на планете–колонии, которую Зап–Дем и Нар–Пак никак не могли поделить между собой. Повезло потому, что за тот год, пока война шла на Марсе, земляне лихорадочно строили подземные убежища. И мы, подумал он, до сих пор отсиживаемся в них, и ничего хорошего в этом нет, но иначе нам никак не выжить. Он внимательно посмотрел на экран и увидел, как плавится толпа железок — потому–то их так и называли, — и, к его ужасу, плавясь, они все еще пытались бежать. Он отвернулся.

– Ужасно, — пробормотал, позеленев лицом, комиссар Нюнс, сидевший рядом с ним.

Неожиданно на пустое кресло справа от Николаса опустилась Рита. Она была в купальном халате и домашних туфлях. Вместе с ней пришел младший брат Николаса, Стью. Они не отрывали глаз от экрана и не обращали на Николаса никакого внимания, словно его тут и не было. И в самом деле, каждый, кто находился в Колесном Зале, испытывал глубокое чувство беззащитности, глядя на ужасные события, разыгравшиеся на экране.

Диктор сказал: «Съемки производились в Детройте, 19 мая 2025 года от Р.Х.».

Противнику хватило несколько секунд, после того как защитное поле вокруг города было прорвано, чтобы разрушить его до основания.

А ведь целых пятнадцать лет Детройт оставался целым и невредимым. И теперь–то уж маршал Харенжаный на встрече в Верховном Совете в Кремле, который берегут как зеницу ока, может приказать художнику нарисовать крошечный шпиль на двери Совета в знак того, что было совершено прямое попадание и их сторона превратила в пыль еще один американский город.

И Николас, глядя на то, как еще один центр Западной Цивилизации превращается в прах — город, который он любил и на который возлагал столько надежд, — не мог не думать и о своих личных, мелких в масштабе всего происходящего интересах. План повысят, ведь чем меньше техники остается наверху, тем больше ее ежедневно придется производить в подземных убежищах.

Нюнс пробормотал:

– Теперь Йенси объяснит, как такое могло случиться. Приготовься.

Разумеется, Нюнс не ошибся, Заступник никогда не признает себя побежденным, не согласится с тем, что им нанесен смертельный удар. Его стойкость вызывала у Николаса восхищение. И все же…

Они все же добрались до нас, понял Николас, и даже вы, Талбот Йенси, наш идеальный вождь и вдохновитель, у которого хватает смелости жить на поверхности земли в крепости, замаскированной где–то в Скалистых Горах, даже вы, дорогой друг, не сможете возвратить нам утраченное.

– Мои дорогие сограждане–американцы! — послышался бодрый голос Йенси.

Николас буквально опешил, пораженный тем, что в голосе Заступника не было заметно даже намека на усталость. Недавнее сообщение, по–видимому, никак не повлияло на Йенси; недаром он получил образование в Уэст–Пойнте и, понимая сложившуюся ситуацию, все же не позволял себе поддаваться эмоциям и сохранял присутствие духа.

– Вы увидели ужасные события, — начал свою речь Йенси уверенным тоном умудренного опытом воина, физически крепкого и здравомыслящего, в отличие от существа–скорлупы, умирающего под присмотром Кэрол на широкой постели.

– Детройт стерт с лица земли. А как вам известно, значительная часть боеприпасов поступала с его прекрасных автоматизированных заводов. Теперь это все утрачено, но мы не потеряли ни одной человеческой жизни единственной ценности, которую мы не можем позволить себе терять.

– Здорово сказано, — прошептал Нюнс, лихорадочно делая пометки в своем блокноте.

Внезапно возле Николаса появилась Кэрол Тай, по–прежнему в белом халате и в туфлях на низком каблуке; он машинально вскочил на ноги, и глаза их встретились.

– Он умер, — сказала Кэрол. — Соуза умер. Только что. Я сразу заморозила его. Я находилась рядом с ним и потому не потеряла ни секунды.

Ткань мозга сохранилась без изменений.

Она попыталась улыбнуться, но в глазах ее стояли слезы. Николас содрогнулся — никогда прежде он не видел, чтобы Кэрол плакала, и эти слезы привели его в ужас, словно в них таился еще один зловещий смысл.