Я не знал в этот вечер в деревне,Что не стало Анны Андреевны2,Но меня одолела тоска.Деревянные дудки скворешенРаспевали. И месяц навешенБыл на голые ветки леска.Провода электрички чертилиВ небесах невесомые кубы.А ее уже славой почтилиНе парадные залы и клубы,А лесов деревянные трубы,Деревянные дудки скворешен.Потому я и был безутешен,Хоть в тот вечер не думал о ней.Это было предчувствием боли,Как бывает у птиц и зверей.Просыревшей тропинкою в поле,Меж сугробами, в странном убореШла старуха всех смертных старей.Шла старуха в каком-то капоте,Что свисал, как два ветхих крыла.Я спросил ее: «Как вы живете?»А она мне: «Уже отжила…»В этот вечер ветрами отпетоБыло дивное дело поэта.И мне чудилось пенье и звон.В этот вечер мне чудилась в лесеКрасота похоронных процессийИ торжественный шум похорон.С Шереметьевского аэродромаДоносилось подобие грома.Рядом пели деревья земли:«Мы ее берегли от удачи,От успеха, богатства и славы,Мы, земные деревья и травы,От всего мы ее берегли».И не ведал я, было ли этоОтпеванием времени года,Воспеваньем страны и народаИли просто кончиной поэта.Ведь еще не успели стихи,Те, которыми нас одаряли,Стать гневливой волною в ДарьялеИли ветром в молдавской степи.Стать туманом, птицей, звездоюИль в степи полосатой верстоюСуждено не любому из нас.Стихотворства тяжелое бремяПрославляет стоустое время.Но за это почтут не сейчас.Ведь она за свое воплощеньеВ снегиря царскосельского садаДесять раз заплатила сполна.Ведь за это пройти было надоВсе ступени рая и ада,Чтоб себя превратить в певуна.Все на свете рождается в муке —И деревья, и птицы, и звуки.И Кавказ. И Урал. И Сибирь.И поэта смежаются веки.И еще не очнулся на веткеЗоревой царскосельский снегирь.Примечания
" И осень, которая вдруг началась "
И осень, которая вдруг началасьПрилежно,Меня веселит на сей разИ тешит.Она мне настолько мила,Что надоНа время оставить делаЗемные…Шататься и скуки не знатьОсенней.Да кто это вздумал пенятьНа скуку!Ленивы мы думать о том,Что, может,Последняя осень последним листомТревожит.