Стихи

С. 292. «Виноград созревал, изваянья в аллеях синели…» – Единственный в романе фрагмент из стихов другого героя-поэта, Кончеева, из его сборника «Сообщение». В романе вскользь упоминается также поэма Кончеева с цветаевским названием «Начало Поэмы», в которой фигурирует некто, давший двойной и при этом модернизированный перевод пушкинского «И степь, и ночь – и при луне…»: «Месяц, полигон, виола заблудившегося пола…» (Набоков IV. С. 229, 250). Годунов-Чердынцев с отмеченным им самим сальерианским волнением следит за «таинственно разраставшимся талантом» Кончеева (там же. С. 250), своего почти сверстника, единственного соперника в эмигрантской поэзии и идеального собеседника. В его «темном как будто стихе такая бездна смысла раскрывалась у ног, так верилось в звуки и так изумительно было, что вот, из этих же слов, которые нанизывались всеми, вдруг возникало, лилось и ускользало, не утолив до конца жажды, какое-то непохожее на слова, не нуждающееся в словах, своеродное совершенство» (там же. С. 276). Борис Маслов нашел в двустишии Кончеева контаминацию нескольких стихов О. Мандельштама: 5-й строфы «Грифельной оды» («Плод нарывал. Зрел виноград»), отрывков из стихотворений сборника «Tristia» (см.:

Маслов Б. Поэт Кончеев: Опыт текстологии персонажа // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 179); размер стихотворения (пятистопный анапест с женскими окончаниями) и отчасти его образность напоминают, по наблюдению А. Долинина, стихотворение «Морелла I» Бориса Поплавского, особенно его 5-ю строфу: «Ты, как нежная вечность, расправила черные перья, / Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны. / О, Морелла, усни, как ужасны орлиные жизни, / Будь как черные дети, забудь свою родину – Пэри» (Набоков IV. С. 692). Также среди прототипов Кончеева назывались ценившиеся Набоковым эмигрантские поэты В. Ходасевич и В. Пиотровский.

«Из темноты, для глаз всегда нежданно…»

– В романе набрано сплошной строкой, завершено фразой «Посвящено Георгию Чулкову» (Набоков IV. С. 357). В стихотворении стилизован белый пятистопный ямб цикла А. Блока «Вольные мысли» (1907), посвященного Г. И. Чулкову (отмечено в ком. А. Долинина: там же. С. 694).

С. 293. «…ума большого…» – Канонический (весьма близкий к набоковскому, но, конечно, прозаический) перевод см.:

К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч. М., 1955. Т. 2. С. 145.

«Что скажет о тебе далекий правнук твой…» – В романе этот апокрифический «скверный, но любопытный» сонет, якобы посвященный неизвестным поэтом Н. Г. Чернышевскому (Набоков IV

. С. 475), обрамляет написанную Годуновым-Чердынцевым биографию Чернышевского и дан в перевернутом виде: в начале 4-й главы последние два катрена, в конце – начальные два терцета.

С. 294. «Прощай же, книга! Для видений…» – Заключительный пассаж «Дара», представляющий собой записанную «прозой» онегинскую строфу (Набоков IV. С. 541), одновременно является и формальным концом романа, и его риторическим отрицанием: «…и не кончается строка».

Влюбленность. – Стихотворение героя романа Набокова «Look at the Harlequins!» («Смотри на арлекинов!», 1974) Вадима Вадимыча, по определению героя, «философское любовное».

Мария Маликова