Читаем Стихи и переводы разных лет полностью

Теченью судеб вопреки

напружив жилы,

сжимать пружиною руки

реки пружину.


И, ослабев от мук пустых -

к чертям свободу! -

рулить в прибрежные кусты,

к стоячим водам.


А там, глядишь - водоворот

швырнет на стрежень...

Родится месяц и умрет,

а мы все те же.


И вновь весло качает борт,

волну муторит...

гребец прикованный гребет

навстречу морю.


А море, теплое, как мед,

обнимет нежно...

Родится месяц и умрет,

а мы - все те же.


Ты сложена из тысячи углов...


Ты сложена из тысячи углов,

Как солнце кубистических полотен,

Чей странный луч изломан и бесплотен,

И чувственен, как суть случайных слов.


 Ну что еще сказать тебе?


Ну что еще сказать тебе? -

слова истерты...

слова о страсти и судьбе -

да ну их к черту!


Я лучше вспомню ноября

дождливый сумрак,

лимонный отсвет фонаря,

теней рисунок.


Рисунок скрещенных теней

оконной рамы

на потолке и на стене -

прямой и странный.


В кривом пространстве полусна,

в утробе ночи,

он был незыблем, как стена,

как циркуль точен.


Он был - как яви торжество

в хмельном провале...

И мы цеплялись за него

и - выплывали.


 Ну что ты, как ты, чем ты жив?


Ну что ты, как ты, чем ты жив? -

Декабрь... Скоро осень...

Живу, тебя почти забыв,

да и забыть бы вовсе.


Зачем в дурмане суеты,

в спасительном запое

твое назойливое "ты"

маячит предо мною?


Руками тяжесть не поднять -

хотя бы и твоими...

Декабрь. И декабрь опять.

И осень между ними.


Ну что ж никак ты не умрешь?..

И за забитой дверцей

вздыхаешь, топчешься, живешь

и защемляешь сердце.


Определенность слова "никогда"


Определенность слова "никогда"

противна человеческой природе.

Но дни ползут, слагаются в года,

а корабли и люди не приходят -


изъяты прочь из ткани бытия,

погребены в разлуках, как в могилах,

и так велик объем кровавых ям,

что даже смерть заполнить их не в силах.


Но что нам смерть? - Могучи и хитры,

в глубоких норах и в холодных зимах

мы для себя творим эрзац-миры

и расселяем в них своих любимых.


Мы холим их, лелеем и пасем,

они ужасно на себя похожи

и, главное, послушны нам во всем -

ведь быть иначе в принципе не может.


 Ну что, декабрь - опять поплыл...


Ну что, декабрь - опять поплыл,

размяк, заплакал?

Утратил разом грозный пыл -

Эх ты, вояка...


Недоуменный и смешной,

захлюпал носом,

вчера - богач с тугой мошной,

сегодня - босый.


Да разве ж мне тебя не жаль? -

Гляди вот - обнял...

И все же, брат, январь-февраль

куда способней.


Они-то знают что хотят,

они-то смеют -

не отвернут, не загрустят,

не пожалеют.


Они устойчивы, как власть,

как табуретка -

уж если солнышко - так всласть,

мороз - так крепкий!


А мы с тобой - ни то ни се...

Да брось ты плакать!

Уперся в лужи, как осел,

развел тут слякоть...


Переводы

  

Иегуда Галеви. "Большая сионида"


=1=


Давно отмерен срок

сомнений и тревог,

в конце моих дорог

белеют города,

песком занесены

до будущей весны,

они тихи, как сны,

прозрачны, как вода.


В тени разбитых стен

забвенье, прах и тлен,

тоскливый вой гиен,

стервятников страда,

но я готов идти

всю жизнь, чтобы найти

заветные пути,

ведущие туда.


Я бросить все готов --

друзей, родимый кров,

веселый шум пиров,

безбедные года --

давно я сердцем там,

где плещет Иордан,

в прекраснейшей из стран,

где тянется гряда

скалистых древних гор,

где сплетена в узор

лесов, пустынь, озер

чудная череда.


=2=


Исполню ли обет?

его теплом согрет,

я молод, хоть и сед,

и радуюсь, когда,

мечтой перенесен

через Синайский склон,

я узнаю Сион,

прекрасный, как звезда.


Друзей тревожный взгляд

зовет меня назад,

и речи их шумят,

как талая вода,

что топит берега,

болота и луга,

но, лишь сойдут снега,

уходит без следа.


И я молчу в ответ.

Я не безумец, нет.

Я на тепло и свет

меняю царство льда...

Скорей они больны,

безумны и пьяны

и суть из пелены

не видят никогда.

Бесплоден спор, увы --

уже не склеить швы,

и не родит травы

сухая борозда.


=3=


И разве счастье в том,

чтобы с набитым ртом,

раскормленным скотом

влачить свои года?

Ведь не заставят петь

ни золото, ни плеть

заманенного в сеть

весеннего дрозда.


И так ли тяжек свод

простых мирских забот?

Когда Творец зовет --

до тварей ли тогда?

Разверстые гробы --

венец любой судьбы,

для Господа -- рабы

земные господа...


К чему мне мир кусков,

владенья дураков,

пустых, гнилых божков

нелепая орда?

Пусть царские венцы

напялили глупцы --

должны ли мудрецы

бояться их суда?

Ведь там, где судит вор,

диктует приговор

тупая, как топор,

тяжелая вражда.


=4=


Заря глядит в окно,

но на сердце темно,

и сладкое вино --

как горькая бурда...

И днем, и при луне

душой стремлюсь вовне,

здесь все постыло мне --

и воздух и еда.


Все, что я здесь любил,

я проклял и забыл,

лишь тех святых могил

бесценная руда

из пыльной мглы скорбей

зовет меня к себе,

чтоб там внимать трубе

Последнего Суда.


Мне этот прах милей

застолья королей,

лишь там, в родном тепле

давидова гнезда,

где спят который век

Скрижали и Ковчег,

где время медлит бег,

дождю и холодам

не сбить с куста огонь,

лишь там, в земле благой,

я обрету покой,

отныне -- навсегда.


=5=


Но тяжелей камней

грехи прошедших дней,

и нет спасенья мне,

горька моя беда --

проклятый счет растет,

чем дальше жизнь течет,

тем тягостнее гнет

ошибок и стыда.


И страшно в трудный бой

Перейти на страницу:

Похожие книги