ИГОРЬ Моисеевич ИРТЕНЬЕВ

Стихи и проза

Стихи

1964

Элегия

Он тихо умер на рассвете

Вдали от бога и людей.

Светило солнце,

Пели дети,

Омыта струями дождей,

Планета мерно совершала

Свой долгий повседневный путь.

Ничто страдальцу не мешало

Спокойно ноги протянуть.

1978

Хозяйке на заметку

Нас ебут, а мы крепчаем

И того не замечаем,

Что, покуда нас ебут,

Годы лучшие идут.

1979

Вертикальный срез

Посвящается А. С.

Я лежу на животе

С папиросою во рте,

Подо мной стоит кровать,

Чтоб я мог на ней лежать.

Под кроватию паркет,

В нем одной дощечки нет,

И я вижу сквозь паркет,

Как внизу лежит сосед.

Он лежит на животе

С папиросою во рте,

И под ним стоит кровать,

Чтоб он мог на ней лежать.

Под кроватию паркет,

В нем другой дощечки нет,

И он видит сквозь паркет,

Как внизу другой сосед

На своем лежит боке

С телевизором в руке.

По нему идет футбол,

И сосед не смотрит в пол.

Но футбол не бесконечен -

Девяносто в нем минут,

Не считая перерыва

На пятнадцать на минут.

Вот уж больше не летает

Взад-вперед кудрявый мяч,

И служитель запирает

Расписныя ворота.

И сосед, разжавши пальцы,

Уроняет на паркет

Совершенное изделье

Из фанеры и стекла.

И, следя усталым взглядом

Телевизора полет,

Он фиксирует вниманье

На отверстии в полу.

Но напрасно устремляет

Он в него пытливый взор,

Потому что в нашем доме

Этажей всего лишь три.

Похвала движению

О. Чугай

По небу летят дирижабли,

По рельсам бегут поезда,

По синему морю корабли

Плывут неизвестно куда.

Движенье в природе играет

Большое значенье, друзья,

Поскольку оно составляет

Основу всего бытия.

А если в процессе движенья

Пройдешь ты, товарищ, по мне,

То это свое положенье

Приму я достойно вполне.

И, чувствуя вдавленной грудью

Тепло твоего каблука,

Я крикну: „Да здравствуют люди,

Да будет их поступь легка!“

Случай возле бани

Атос, Портос и Арамис

Однажды в баню собрались.

Они туда по вторникам ходили.

Атос принес с собой насос,

Портос – шампуня для волос,

А Арамис – мочалку (де Тревиля).

Стоял погожий банный день.

У Нотр-Дам цвела сирень,

А в Лувре тихо музыка играла.

И надо ж было в этот час

Случиться вдруг у банных касс

Гвардейцам господина кардинала.

Отвесив вежливый поклон,

Сказал гвардейцам дю Валлон,

Известный всем под именем Портоса:

– Я рад приветствовать вас здесь,

Но нам в парилку всем не влезть,

Там, господа, не хватит места просто.

Я предлагаю вам пока

Махнуть по кружечке пивка

Или по парку погулять немного,

А часиков примерно в пять

Вернетесь вы сюда опять

И парьтесь на здоровье, ради бога.

На что гвардеец де Жюссак,

Красавец в завитых усах,

Всегда подтянут, выбрит и надушен,

Ответил, взявшись за эфес:

– Раз в бане не хватает мест,

Придется, господа, вам мыться в душе.

В ответ на эту речь Атос

Мгновенно выхватил насос,

Портос – шампунь, а Арамис – мочало,

Встав в порядок боевой,

Атаковали вражий строй -

Решительность всегда их отличала!

Но в схватке ни один не пал -

По счастью, кто-то прочитал

Висевшее над входом объявленье:

„Сегодня в бане пару нет -

У нас котел не разогрет.

Месье, примите наши извиненья“.

Про это дело кардинал

Через миледи разузнал

И принял кардинальное решенье:

Чтоб понапрасну кровь не лить,

Он бани приказал закрыть,

А банщиков казнить для устрашенья.

Странный гость

А. Кучаеву

Как-то утром за обедом

   засиделся я с соседом,

Что живет со мною рядом

   на другом конце страны,

Был сырой осенний вечер

   зимней скукою отмечен,

Но вплетались краски лета

   в синь зеленой белизны.

Не в преддверье ли весны?

Помню, темой разговора

   были тезы Кьеркегора

И влияние кагора

   на движение светил.

Нить беседы прихотливо

   извивалась и на диво

Обстановка климатила

   и сосед был очень мил -

Он практически не пил.

Словом, было все прекрасно,

   но, однако, не напрасно

Я от тяжести неясной

   все отделаться не мог.

Тишину моей гостиной

   вдруг нарушил очень длинный

И достаточно противный

   электрический звонок.

Кто вступил на мой порог?

Кто же этот гость нежданный,

   что с настойчивостью странной

В этот вечер столь туманный

   нарушает мой покой?

Это кто возник из ночи

   и на кнопку давит очень?

Неужели на мерзавца

   нет управы никакой?

А милиция на кой?!

Звон меж тем раздался снова.

   – Что за наглость, право слово?! -

И нахмурив бровь сурово,

   повернул я ключ в замке.

Предо мною на пороге

   неулыбчивый и строгий

Вырос странник одинокий

   в старомодном сюртуке

С черной птицей на руке.

Позабытые страницы

   мне напомнил облик птицы,

Утлой памяти границы

   вдруг раздвинулись на миг,

Вспомнил я: все это было -

   „…мрак, декабрь, ненастье выло…“

И как будто из могилы

   доносился хриплый крик,

Вызывавший нервный тик.

Уловив мое смятенье,

   он шагнул вперед из тени:

– Извините, вы Иртеньев?

   У меня к вам разговор:

Мой кисет, увы, непрочен,

   а табак дождем подмочен,

Что вы курите, короче?

   Я ответил: – „Беломор“.

– Боже мой, какой позор, -

Прошептал он с возмущеньем

   и, обдав меня презреньем,

Устремился по ступеням

   темной лестницы во двор.

Хлопнув дверью что есть мочи,

   из подъезда вышел прочь он

И исчез. Но с этой ночи

   не курю я „Беломор“.

Никогда. О, nevermore!

1980

Пират дядя Петя

Дядя Петя, мамин брат,

По профессии пират,

Из-за слабого здоровья