Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Мой старый друг пришел ко мне!Вновь вижу я воочьюТу ель в зеленом чудном сне.Она явилась ночью!Как звезды свечи на ветвях!

С них песен шла лавина,И ветка каждая в стихах,И подпись: Каролина!

Переписка между писателями не прекращалась. Самолюбивая Каролина была на седьмом небе от счастья, когда Толстой рассказал, что в ответ на письмо Листа, который просил разрешения написать музыку на слова толстовского «Слепого», намеревался послать ему оказавшийся под рукой не-павловский, но неплохой перевод. Но прочитав его, он «чуть было не лишился чувств и воскликнул:

Я грубость допустил,

Исполнен самомненья,Я вам теперь не мил,Как раб прошу прощенья.На лучшем из светилЯ пятнышко приметил, —

Ах, что я натворил,Совсем я, видно, сбрендил.

Это стихотворение, датированное 1875 годом, следует считать последним в «Павловском» цикле, начало которого приходится на 60-е годы.

В 1875 году граф, принимающий морфий, как лекарство от головных болей, нечаянно переборщил с дозировкой. По другой версии, не желая длить столь жалкое существование, он сознательно принял большую дозу наркотика. Это и стало причиной смерти писателя, слывшего в народе одним из самых сильных людей того времени.

А как же я? – могла бы спросить Каролина. Уходя, он не подумал о ней. Теперь ее окружала почти полная пустота.

Остался только один родной человек, одна тонкая ниточка, связывающая ее с прошлым, – единственный сын Ипполит. Воспитанник Московского университета, затем преподаватель русского языка и словесности в московских учебных заведениях, публицист и критик славянофильской ориентации, Ипполит пошел по стопам родителей. После окончания Московского университета он был преподавателем русского языка и словесности в московских учебных заведениях, а поэтому не понаслышке был знаком со школьным делом. Подобно Каролине, он пробовал перо в переводах и переложил на русский язык первую часть трагедии Гёте «Фауст». В статье «Живое дело мертвых языков (к вопросу о наших гимназиях)» Ипполит Павлов, сын двух самых известных полиглотов своего времени, утверждал, что знание древних языков способствует лучшему усвоению родного и включенности молодого человека в национальную духовную культуру. Он указывал на значение языков для формирования гармоничной личности: «…смысл и звук, содержание и форма в слове соединены как дух и тело»: «слова, как любой другой художественный символ, являются своеобразными сосудами, передающими от души к душе духовную пищу». Размышляя о сокращении объема древних языков в программе общей подготовки, мотивированного якобы трудностями в их изучении, Павлов замечает, что истинной причиной такого положения дел является слабая подготовка преподавателей. «Понижение требований к образованию, – утверждал автор статьи, – не к радости, а к горю!»

Рассуждения автора о значении гуманитарного и, в частности, филологического образования на редкость актуальны и для нашего времени, хотя даже тогда А. П. Чехов называл Ипполита Павлова «архичудаком».

Как педагог он составил «Русскую хрестоматию для переводов на французский и немецкий языки в высших классах среднеучебных заведений» и подготовил другие методические материалы. После его смерти в «Русском архиве» были напечатаны «Воспоминания об Аксакове» И. Павлова под псевдонимом «Н. Бицын».

Он был не слишком привязан к Каролине, и в противостоянии родителей встал на сторону отца, но не перестал быть ее сыном.

И вот в 1882 году не стало и его – он умер в Подмосковье от сердечного приступа.

Прошло время, когда Каролина Павлова несмотря ни на что ощущала себя яркой представительницей золотого века Русской литературы. Ее забыли. Те очень немногие, которым, быть может, она иногда и приходила на память, считали ее давно уже умершей, да и не очень о ней сожалели. Ранее современники, свидетельства которых – в основном сплетни и анекдоты – сформировали ее образ, не слишком привлекательный. Поэтесса представала женщиной малоинтересной, неприятной и утомительной в общении, с раздутым авторским самолюбием, неэмоциональной, лишенной «поэтического огня», с заемными мыслями и чувствами и имеющей только то неоспоримое достоинство, что умела переводить «со всех известных ей языков на все известные ей языки». Подобные мнения множили люди, которые пели ей дифирамбы, когда она была богата, и стремились не пропускать ее роскошных приемов. Но характерно, что все «Воспоминания» написаны не по свежим впечатлениям, а post factum, под влиянием предвзятого общественного мнения, пропущены через призму глупых эпиграмм и пародий на неё, злопыхательства и прямой клеветы завистников.