Стихи и статьи о Нике

Чтобы хоть как-то укрепиться во взрослой жизни Ника решается на отчаянный шаг — в неполные шестнадцать лет выходит замуж за 76-летнего синьора Джованни, профессора-психолога, владельца клиники в Лозанне и уезжает в Швейцарию. По одной версии муж был милейшим человеком, давним поклонником ее поэзии, по другой — чуть ли не маньяком, "зверски ревнивым старикашкой". Но на его швейцарской вилле прожила всего год и сбежала — не смогла жить в другой стране.

Ника не любила вспоминать о своем муже, отвечала коротко и уклончиво: "Все было красиво и трагично, как растоптанная роза". И еще, что поняла "кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует". Впрочем, шансов остаться за границей у Турбиной было предостаточно — когда, еще в 86-м она прилетала в Америку, ее и бабушку два часа не выпускали из аэропорта, все спрашивали, не хочет ли эмигрировать.

В дальнейшей биографии Турбиной масса белых пятен. Даже с местом учебы Турбиной, и то не все ясно. По одним источникам — она была студенткой — ВГИка, по другим — Института Культуры. Турбина мечтала стать режиссером. (Из дневника: "Мне кажется, я могу быть режиссером-постановщиком. Я так чувствую!"). Известно одно — в учебное заведение ее приняли без вступительного экзамена по русскому (она ведь так и не научилась толком писать. Вернее, разработала свою систему знаков, понятную лишь ей одной.) Институт Турбина так и не закончила. Пыталась проявить себя на актерском поприще — в 1989 году снялась в художественном фильме "Это было у моря". Турбина даже выступила в качестве топ-модели — несколько ее снимков было опубликовано в «Плейбое». Затем и до конца жизни, вместе со своим гражданским мужем Сашей Мироновым, работала в театре — студии «Диапазон» на окраине Москвы. И все время продолжала писать стихи. Писала на клочках бумаги, на салфетках, тут же забывала про них, писала снова, рвала в клочья. Жаловалась, что никому ее стихи больше не нужны. "Зачем я их пишу? Не надо мне жить!.. Если бы хоть 5 человек пришло меня послушать, ну, хоть один человек!" Увы, стихи приходилось читать лишь самой себе, да опухшим от пьянства случайным приятелям.

Зарешечено небо

Тропинками судеб —Миллиарды следов.И надежда, что будетТолько то, что хотелось,

Что бы было светло.Над землею холодноеСолнце взошло.И расколоты судьбы,

Как грецкий орех,Кто-то взял сердцевину,А под ноги грех.И ОСТАВИЛИ НЕНУЖНОЙ …

Утверждать, что талантливый человек, талантлив во всем — величайшее заблуждение. Ника не сумела справиться с собственной жизнью, смириться с такой непоэтической действительностью.

На одном англоязычной сайте я прочитала следующее сообщение: "Ника Турбина? А я-то думал, что она живет где-нибудь в центре Нью-Йорка, каждый день на своем роскошном лимузине ездит в университет читать студентам лекции по поэтическому искусству". Увы, ничего подобного в Никиной жизни не произошло. Взрослая женщина, пусть даже и пишущая стихи, оказалась никому не нужна. Ажиотаж вокруг малолетней поэтессы спал, и она оказалась выброшенной на обочину. У Ники не было ни образования, ни профессии, она толком даже не овладела грамотой. Никто и не позаботился о том, чтобы чудо-ребенок, в трансе диктовавший стихи, восхищавшие весь мир, выучился грамотно писать! Никто не подсказал девочке, как дальше раскрывать и шлифовать свой поэтический дар.

Так что заблуждение утверждать, что ребенок, с малых лет занимающийся искусством, не важно поэзией ли, музыкой или живописью, обязательно вырастет светлой, сильной полноценной личностью. Увы, это далеко не так. На глазах равнодушных взрослых, выжавших из "поэтического Моцарта", все, что могли — деньги, славу Ника Турбина превращалась в морального, на их взгляд, урода, абсолютно неприспособленного к жизни. Ушли стихи, им на смену пришли наркотики и алкоголь. То, что Ника страдала алкоголизмом, не скрывали ни ее мама и бабушка, ни Алена Галич, дочь знаменитого барда Александра Галича, преподаватель Ники в Институте Культуры, и, пожалуй, единственная ее подруга. Единственная, кто пытался спасти Нику от самой себя.

— Увы… Никуша страшно напивалась. Никакие зашивания на нее не действовали. Она тут же вырезала ампулы. Врачи говорили — это уникальное явление, на нее не действуют никакие методы. НИ-КА-КИЕ! Это была страшная трагедия!.. Один раз, на втором курсе ее учебы в Университете культуры, я, взбешенная поведением Ники, потребовала от нее расписку. Она написала: "Я, Ника Турбина, обязуюсь своей преподавательнице Алене, что пить не буду и опаздывать на занятия не буду". Через три дня она опять запила.