Стихи о любви

выбросило.

По пояс —

холодного снега в кювете.

В сугробах – полмира!..

А поезд

проносится мимо…

проносится мимо,

проносится мимо.

Постой!

Но ведь только минута прошла,

как мы ехали в нем и смеялись.

С его теснотой

и нежданною грустью

смирялись.

Глупили!

В чужие печали и беды

бесстрашно влезали.

Мы были

самими собой.

А теперь мы – не сами.

Теперь,

вспоминая себя,

оглушенно и тяжко молчим мы.

Тебе

я кажусь незнакомым,

далеким,

едва различимым…

Пустынная полночь.

Ладони в ожогах метельного дыма.

А поезд

проносится мимо…

проносится мимо,

проносится мимо.

Летит он – снарядом!

И тащит куда-то не наши обиды,

не наши болезни и счастья.

Ты – рядом.

А как достучаться?

А как дотянуться?

А как до тебя докричаться?..

Под снегом великим,

над временем тысячеверстным

безмолвные

крики

висят,

зацепившись за звезды.

Мне их не избавить

от каждого прошлого дня

и от каждого мига…

А память

проносится мимо…

проносится мимо,

проносится мимо.

Белла Ахмадулина

Нежность

Так ощутима эта нежность,

вещественных полна примет.

И нежность обретает внешность

и воплощается в предмет.

Старинной вазою зелёной

вдруг станет на краю стола,

и ты склонишься удивлённый

над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,

и будут все поражены.

– Откуда появилась ваза? —

ты строго спросишь у жены. —

И антиквар какую плату спросил? —

О, не кори жену —

то просто я смеюсь и плачу

и в отдалении живу.

И слёзы мои так стеклянны,

так их паденья тяжелы,

они звенят, как бы стаканы,

разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,

а видно – так на полчаса,

я безобидно и невинно

свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,

как в горных высях повелось.

Ты закричишь: – Мне нет покою!

Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестьянин,

не бойся, «чур» не говори —

то нежности моей кристаллы

осели на плечи твои.

Я так немудрено и нежно

наколдовала в стороне,

и вот образовалось нечто,

напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,

опять играя в эту власть,

я сохраню тебя от бедствий

и тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!

Забудется игра моя.

Но сказки твоим малым детям

останутся после меня.

* * *

Ни слова о любви! Но я о ней ни слова,

не водятся давно в гортани соловьи.

Там пламя посреди пустого небосклона,

но даже в ночь луны ни слова о любви!

Луну над головой держать я притерпелась

для пущего труда, для возбужденья дум.

Но в нынешней луне – бессмысленная

прелесть,

и стелется Арбат пустыней белых дюн.

Лепечет о любви сестра-поэт-певунья —

вполглаза покошусь и усмехнусь вполрта.

Как зримо возведен из толщи полнолунья

чертог для Божества, а дверь не заперта.

Как бедный Гоголь худ там, во главе бульвара,

и одинок вблизи вселенской полыньи.

Столь длительной луны над миром не бывало,

сейчас она пройдёт. Ни слова о любви!

Так долго я жила, что сердце притупилось,

но выжило в бою с невзгодой бытия,

и вновь свежим-свежа в нем чья-то власть

и милость.

Те двое под луной – неужто ты и я?

* * *

О, мой застенчивый герой,

ты ловко избежал позора.

Как долго я играла роль,

не опираясь на партнёра!

К проклятой помощи твоей

я не прибегнула ни разу.

Среди кулис, среди теней

ты спасся, незаметный глазу.

Но в этом сраме и бреду

я шла пред публикой жестокой —

всё на беду, всё на виду,

всё в этой роли одинокой.

О, как ты гоготал, партер!

Ты не прощал мне очевидность

бесстыжую моих потерь,

моей улыбки безобидность.

И жадно шли твои стада

напиться из моей печали.

Одна, одна – среди стыда

стою с упавшими плечами.

Но опрометчивой толпе

герой действительный не виден.

Герой, как боязно тебе!

Не бойся, я тебя не выдам.

Вся наша роль – моя лишь роль.

Я проиграла в ней жестоко.

Вся наша боль – моя лишь боль.

Но сколько боли. Сколько. Сколько.

* * *

Дождь в лицо и ключицы,

и над мачтами гром.

Ты со мной приключился,

словно шторм с кораблём.

То ли будет, другое…

Я и знать не хочу —

разобьюсь ли о горе

или в счастье влечу.

Мне и страшно, и весело,

как тому кораблю…

Не жалею, что встретила,

Не боюсь, что люблю.

* * *

Из глубины моих невзгод

молюсь о милом человеке.

Пусть будет счастлив в этот год,

и в следующий, и вовеки.

Я, не сумевшая постичь

простого таинства удачи,

беду к нему не допустить

стараюсь так или иначе.

И не на радость же себе,

загородив его плечами,

ему и всей его семье

желаю миновать печали.

Пусть будет счастлив и богат.

Под бременем наград высоких

пусть подымает свой бокал

во здравие гостей веселых,

не ведая, как наугад

я билась головою оземь,

молясь о нем – средь неудач,

мне отведенных в эту осень.

* * *

Я думала, что ты мой враг,

что ты беда моя тяжёлая,

а ты не враг, ты просто враль,

и вся игра твоя – дешёвая.

На площади Манежной

бросал монету в снег.

Загадывал монетой,

люблю я или нет.

И шарфом ноги мне обматывал

там, в Александровском саду,

и руки грел, а всё обманывал,

все думал, что и я солгу.

Кружилось надо мной враньё,

похожее на вороньё.

Но вот в последний раз прощаешься,

в глазах ни сине, ни черно.

О, проживёшь, не опечалишься,

а мне и вовсе ничего.

Но как же всё напрасно,

но как же всё нелепо!

Тебе идти направо.

Мне идти налево.

* * *

Не уделяй мне много времени,

вопросов мне не задавай.

Глазами добрыми и верными

руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,

по следу следа моего.

Я знаю – снова не получится

из этой встречи ничего.