Стихи разных лет

Дождь по саду прошел накануне, И просохнуть земля не успела; Столько было сирени в июне, Что сияние мира синело.

И в июле, и в августе было Столько света в трех окнах, и цвета, Столько в небо фонтанами било До конца первозданного лета, Что судьба моя и за могилой Днем творенья, как почва, прогрета.

x x x

Влажной землей из окна потянуло, Уксусной прелью хмельнее вина; Мать подошла и в окно заглянула, И потянуло землей из окна.

- В зимней истоме у матери в доме Спи, как ржаное зерно в черноземе, И не заботься о смертном конце.

- Без сновидений, как Лазарь во гробе, Спи до весны в материнской утробе, Выйдешь из гроба в зеленом венце.

x x x

Я тень из тех теней, которые, однажды Испив земной воды, не утолили жажды И возвращаются на свой тернистый путь, Смущая сны живых, живой воды глотнуть.

Как первая ладья из чрева океана, Как жертвенный кувшин выходит из кургана, Так я по лестнице взойду на ту ступень, Где будет ждать меня твоя живая тень.

- А если это ложь, а если это сказка, И если не лицо, а гипсовая маска Глядит из-под земли на каждого из нас Камнями жесткими своих бесслезных глаз...

x x x

Сколько листвы намело. Это легкие наших деревьев, Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода, Кровли птичьих гнездовий, опора летнего неба, Крылья замученных бабочек, охра и пурпур надежды На драгоценную жизнь, на раздоры и примиренья. Падайте наискось наземь, горите в кострах, дотлевайте, Лодочки глупых сильфид, у нас под ногами. А дети Северных птиц улетают на юг, ни с кем не прощаясь. Листья, братья мои, дайте знак, что через полгода Ваша зеленая смена оденет нагие деревья. Листья, братья мои, внушите мне полную веру В силы и зренье благое мое и мое осязанье, Листья, братья мои, укрепите меня в этой жизни, Листья, братья мои, на ветвях удержитесь до снега.

x x x

В последний месяц осени, на склоне Суровой жизни, Исполненный печали, я вошел В безлиственный и безымянный лес. Он был по край омыт молочно-белым Стеклом тумана. По седым ветвям Стекали слезы чистые, какими Одни деревья плачут накануне Всеобесцвечивающей зимы. И тут случилось чудо: на закате Забрезжила из тучи синева, И яркий луч пробился, как в июне, Как птичьей песни легкое копье, Из дней грядущих в прошлое мое. И плакали деревья накануне Благих трудов и праздничных щедрот Счастливых бурь, клубящихся в лазури, И повели синицы хоровод, Как будто руки по клавиатуре Шли от земли до самых верхних нот.

ФЕОФАН ГРЕК

Когда я видел воплощенный гул И меловые крылья оживали, Открылось мне: я жизнь перешагнул, А подвиг мой еще на перевале.

Мне должно завещание могил, Зияющих как ножевая рана, Свести к библейской резкости белил И подмастерьем стать у Феофана.

Я по когтям узнал его: он лев, Он кость от кости собственной пустыни, И жажду я, и вижу сны, истлев На раскаленных углях благостыни.

Я шесть веков дышу его огнем И ревностью шести веков изранен. - Придешь ли, милосердный самарянин, Повить меня твоим прохладным льном?

ГРИГОРИЙ СКОВОРОДА

Не искал ни жилища, ни пищи, В ссоре с кривдой и с миром не в мире, Самый косноязычный и нищий Изо всех государей Псалтыри.

Жил в сродстве горделивый смиренник С древней книгою книг, ибо это Правдолюбия истинный ценник И душа сотворенного света.

Есть в природе притин своеволью: Степь течет оксамитом под ноги, Присыпает сивашскою солью Черствый хлеб на чумацкой дороге,

Птицы молятся, верные вере, Тихо светят речистые речки, Домовитые малые звери По-над норами встали, как свечки.

Но и сквозь обольщения мира, Из-за литер его Алфавита, Брезжит небо синее сапфира, Крыльям разума настежь открыто.

x x x

Мир ловил меня, но не поймал.

Автоэпитафия Гр.Сковороды

Где целовали степь курганы Лицом в траву, как горбуны, Где дробно били в барабаны И пыль клубили табуны,

Где на рогах волы качали Степное солнце чумака, Где горькой патокой печали Чадил костер из кизяка,

Где спали каменные бабы В календаре былых времен И по ночам сходились жабы К ногам их плоским на поклон,

Там пробирался я к Азову: Подставил грудь под суховей, Босой пошел на юг по зову Судьбы скитальческой своей,

Топтал чабрец родного края И ночевал - не помню где, Я жил, невольно подражая Григорию Сковороде,

Я грыз его благословенный, Священный, каменный сухарь, Но по лицу моей вселенной Он до меня прошел, как царь;

Пред ним прельстительные сети Меняли тщетно цвет на цвет. А я любил ячейки эти, Мне и теперь свободы нет.

Не надивуюсь я величью Счастливых помыслов его. Но подари мне песню птичью И степь - не знаю для чего.

Не для того ли, чтоб оттуда В свой час при свете поздних звезд, Благословив земное чудо, Вернуться на родной погост.

ПРИАЗОВЬЕ