Стихии (СИ)

Отложив топор, Джексон вытер лицо вышитым полотенцем. Взглянув на пожилую улыбающуюся женщину, он пошел в дом, где уже был накрытый стол. Практически с самого порога он почувствовал дурманящий аромат свежей выпечки и чая, сваренного из мяты (в этом ингредиенте он был точно уверен). Сев за стол, он пожал протянутую Полом руку. Таких натуральных и потрясающе вкусных продуктов Джею не приходилось есть.

- Простите, а с чем у вас чай? - с нескрываемым удовольствием спросил Джей. Альбелла скромно улыбнулась, перечислив ингредиенты.

- Это просто великолепно!- он улыбнулся.

Джей поблагодарил их за превосходный завтрак, вымыл посуду (немало настояв на этом), после вновь вернувшись к делам на улице. Усталости он не чувствовал, как увы и того, сколь быстро летит время. Что уж говорить о скоротечности минут, когда ты занят делом. Следующей задачей парня было вскопать пустующие участки земли. Для столь молодого и относительно здорового организма такая задача была сущим пустяком, поэтому всю работу он выполнял пусть и быстро, но качественно. А тем временем его так и не оставили мысли о Дее. Тот мужчина говорил о возможной встрече через неделю, если Джею не изменяла память, но как же невыносимо долго могла тянуться эта неделя. Но он не знал, что ожидание станет еще дольше в силу невозможности первой встречи...;

***

Бесконечные витиеватые однообразные коридоры мешали Дее сосредоточиться и определить, куда же ее собственно ведут. Направо, темные стены и высокие дубовые двери, налево - и все повторяется заново, снова поворот, опять замысловатый архитектурный изгиб. Дея не часто бродила по магистериуму, поэтому дорога казалась ей незнакомой, но в тех уголках огромного здания, в которых она уже побывала, несомненно, понравилось. Да и как могла не приглянуться взгляду неопытной молодой девушки, не видевшей ничего кроме жалких сколоченных наспех сельских хибарок, утонченная красота магистериума сего величественными залами и просторными коридорами. Сейчас же, идя вслед за Генрихом, она чувствовала страх. Ее больше не привлекали картины покорения новых земель, фрески, изображающие приход Стихий, разноцветные мозаики и скульптурные композиции. Темные коридоры освещали только горящие факелы, и тени, исходящие от них, нарушали гармонию здания, коверкали прекрасные произведения искусства и вселяли в девушку судорожный ужас. Вот прославленная Стихия, ее благородное лицо испещрено морщинами, а улыбка - лишь злобный оскал, вот юный король, щедрый и милостивый, но тьма сделала выражение его лица жадным и жестоким. Наблюдая подобные метаморфозы, Дея, едва не налетев на Генриха, резко остановилась. Второй магистр приоткрыл невзрачную дверь и жестом пригласил девушку войти. Робко, всматриваясь в темноту, Дея переступила порог. Если в коридорах она чувствовала неуютно от полумрака и игривых теней, то здесь она могла вздохнуть спокойно: уютные лампадки то тут, то там, освещали незатейливое убранство комнаты, состоящее всего лишь из письменного стола и нескольких стульев.

За столом сидел уже пожилой человек и пристально смотрел на Дею. Смутившись от такого открытого взгляда, девушка обратилась за помощью к Генриху. Поняв ее намерения, молодой человек выступил вперед и произнес:

- Господин, перед вами Дея, та самая девушка из селения Лагаш ...

- Не утруждай себя, Генрих, я прекрасно знаю, кто она, - сказал старик, - присаживайся, дитя, нас ждет долгий и трудный разговор.

Дея решилась поднять глаза и отметила уставший, болезненный вид старика. Его покрасневшие глаза не отрывались от девушки. После нескольких секунд молчания старик прохрипел:

- Я хочу узнать о тебе побольше, дитя. Расскажи мне, где ты родилась?

Стараясь скрыть дрожащие руки в складках своего платья, и пожалев, что она не в силах скрыть нотки волнения в своем голосе, Дея начала рассказывать:

- Я не помню, господин ... Точнее, очень смутно помню. Ничего, кроме Альмандина я не видела, всегда жила здесь, перебираясь из одной деревни в другую. В городах бывала редко. С нищими там очень строго ... Своей семьи я не знаю, иногда ... иногда мне снится кто-то, женщина, она поет песню и называет меня Деей. Мне кажется, это моя мама. Я не знаю ничего больше, простите ...

- Мое милое дитя ... Как же ты выживала все это время?

- Сначала я работала, ухаживала за домашним скотом, также собирала целебные коренья и относила селянам, расчищала землю от глины, много чего, а когда было совсем невмоготу и хотелось есть, я ждала, когда селяне уснут и воровала ... - сказала Дея тихо, как будто пытаясь, чтобы последнее ее слово никто не услышал. Непрошенная слеза скатилась по ее щеке, и девушка, вспомнив голодные дни, зимние стужи, вытерла глаза и воскликнула: - Я хотела есть, хотела жить, понимаете? Просто жить ...

- Успокойся, дитя, я не виню тебя, и никогда бы не стал обвинять. В отличие от людей, я могу видеть тебя настоящую. Воровство мы, конечно же, не приветствуем, но человеческая жизнь всегда была дороже буханки хлеба. Нам всем пришлось не сладко в свое время, чего уж ворошить...