– Мне неизвестно. Воспитанник Алекс. Про него узнать удалось совсем мало, кроме того, что он сирота из приюта и попал к профессору два месяца назад.
Отшельник вытащил из-за пазухи пакет и подал мне:
– А здесь материалы по последним заседаниям городского совета, что вы просили.
Я протянула руку за бумагами, и Отшельник всего лишь на мгновение замешкался перед тем, как отпустить их, словно в нерешительности.
– Есть еще что-нибудь интересное? – вздохнула я, прекрасно зная, что сам он не будет говорить, предпочитая отвечать на прямо поставленный вопрос.
– Есть. Вояг Наварро и церковные власти начали серьезное противостояние.
Вот так новость! Я все проспала, ломая голову над рукописью. Демон!
– Из-за чего?
– Опиум. Инквизитор Тиффано арестовал купцов и конфисковал товар, причинив большой убыток. Кроме того, он пытается получить от арестованных признание и обвинить вояга.
У меня в глазах потемнело от злости, а виски взорвались острой болью.
– Какого демона! – процедила я. – Болван! Идиот! А что отец Валуа? Почему он его не остановил?
– Мне неизвестна его позиция. Однако разрешение подписал именно он.
– Что за бред? Или он намеренно подставляет инквизитора под удар?
Экипаж остановился у ворот Академии.
– У вас будут еще заказы, госпожа Хризштайн? – Отшельник подал мне руку, помогая выйти. Разговаривать на стылом ветру мне не хотелось, несмотря на то, что сейчас я холода не чувствовала, кипя от досады на красавчика.
– Будут. Узнай, что за скандал случился с профессором. И еще, – я заколебалась, но решила, что лучше перестраховаться. – Найми двух головорезов, пусть присмотрят за инквизитором. Не думаю, что вояг пойдет в открытую против Святого Престола, но лучше предусмотреть и такой вариант.
– Им только наблюдать? – уточнил Отшельник, сутулясь на ветру и пряча руки в карманы. Мне опять на мгновение показалось, что его нет, его лицо невозможно вспомнить, почудилось, что говорю с собственным отражением.
– Нет. Если будет опасность для его жизни, пусть вмешаются. Самым кардинальным образом. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Отшельник кивнул и попрощался, а я с тоской посмотрела на мрачный силуэт Академии, что выплывал из тумана, и отправилась разгребать темные тайны ученых мужей, что вздумали воображать себя птицами. А Кысей, что вздумал строить из себя героя, будет следующим в очереди.
– Госпожа Хризштайн, это совершенно невозможно! – категорически заявил насмерть перепуганный ректор Академии, отодвигая мое разрешение на частный сыск. – Заключение капитана стражи однозначно – это самоубийство! И тому есть безусловные свидетельства!
– СвидетельствА? – переспросила я. – Их несколько? Потому что мне известно лишь об одном…
– Пусть одно! Но оно заслуживает несомненного доверия, как и подпись капитана на разрешении кремации тела.
Ректор широким жестом припечатал передо мной на столе соответствующую бумагу, на которую я, впрочем, даже не взглянула.
– Господин Ханаха, вы отложите кремацию, в противном случае несчастная госпожа Грано подаст в суд и…
– В суд? – мужчина в отчаянии дернул себя за волосы так сильно, что мне захотелось зажмуриться. – Не надо в суд! Боже Единый, совершенно ужасное начало учебного года! А зачем в суд? – он требовательно уставился на меня водянистыми глазами. – Коллегия Академии пошла навстречу, решила за счет заведения оплатить и устроить эту несомненно неприятную церемонию…
– Вы вскрытие делали? – холодно поинтересовалась я. – По закону оно необходимо, если уж вы заявляете про самоубийство. Если не делали, то у госпожи Грано есть все основания оспорить…
– Хорошо, хорошо! – махнул рукой ректор. – Пусть будет вскрытие. Совершеннейший абсурд, все видели, все знают, а вот еще!..
– Проводите меня в его кабинет, – я встала с кресла. – Мне надо все осмотреть, потом я хочу увидеть тело и побеседовать с госпожой Бурже.
Ректор уныло поплелся за мной следом, раздраженно бормоча что-то себе под нос и безуспешно пытаясь выдрать у себя клок волос.
Окно еще не успели застеклить, и сырой сквозняк свободно гулял по кабинету, шелестя страницами книги, небрежно оставленной на столе. Я подошла и закрыла ее, потом подумала и убрала в шкаф, хотя название меня заинтересовало – «Теологические основы бесконечной веры. Пять. Легенда про Источник». Мара убитого до сих пор не хотела показываться на глаза, не смотря на то, что я успела выучить каждую морщинку на лице профессора, мастерски изображенного Тенью. Всю дорогу ректор соловьем разливался про то, каким замечательным и дисциплинированным был убитый, никогда не опаздывал, занятий не пропускал, даже на каникулах торчал в библиотеке. Я практически утонула в бесконечных «совершенных», «безусловных», «несомненных» определениях профессора, но его мара совершенно, безусловно и несомненно появляться не хотела. Под окном на ковре не было ни единого осколка, значит, оно было разбито изнутри. Подоконник невысокий, залезть на него не составляет труда.
– Госпожа Хризштайн, вы простите, но у меня совершенно нет времени. Не могли бы вы…