Стихотворения

Эгоизм, жизнь, или бульдозерист — муж Зины

6 декабря 1975 года.

У меня за стенкой в 37-й комнате живет грузинский писатель А. М. Когда он один, то сосед он вполне приличный. Но стоит в его комнате появиться женщине (а это бывает не так уж и редко), как жить с ним бок о бок становится уже своеобразным подвижничеством. Ночное время для него перестает существовать, впрочем, как и покой его соседей тоже. Женский щебет в его комнате непрерывно заглушается рокочущим баритоном хозяина, который то опускается до дьявольского шепота, то взлетает до громовых аккордов… Звякает посуда, громыхает мебель, рычит и воет водопровод, и вообще целый оркестр звуков катится концентрическими кругами по ночному Дому творчества. Соседи морщатся и тихо ненавидяще стонут. Особенно ближайшие. Иногда какая-нибудь из потерявших терпение жертв начинает стучать ему в стенку, в глубинах сознания надеясь пробудить и затронуть в темпераментной душе А. М. добрые и благородные чувства. И действительно, на какое-то время шум в 37-й комнате стихает. Нет сомнений, что в душе А. М. происходит борьба. Борьба между любовью к самому себе и любовью к своему ближнему. Честность требует, однако, сказать, что борьба эта бывает недолгой. И не было еще случая, чтобы любовь к ближнему своему в сложной душе А. М. одержала победу. Всякий раз после такого стука шум в его комнате возобновляется с удвоенной силой, и теперь уже никакие просьбы и стенания не могут ничего изменить. Решение было принято, и гостья может воочию убедиться, что перед ней бесстрашный и неколебимый человек с железными нервами. Однако жизнь показала уже многократно, что и у героев есть ахиллесова пята. Бодрствуя по ночам, А. М. никак не может пробудиться к утреннему завтраку. И необычайно чутко и гневно реагирует на всякие утренние шумы. Вчера дежурная Нюра стала расчищать деревянной лопатой снег под окнами нашего дома. Тут оказалось, что стойкая душа А.М. не так уж и глуха к окружающему миру. Он вскочил и начал бешено стучать по подоконнику и раме окна, требуя, чтобы Нюра немедленно испарилась и не мешала грузинским сновидениям лелеять Александра Васильевича. Деликатная Нюра дрогнула. Махнула лопатой и ушла. Сегодня дежурила маленькая, толстенькая и шустрая Зина. Все повторилось, как вчера. Скребки лопаты и вслед за этим страшный грохот по подоконнику и раме! Видимо, он сопровождался и соответствующими жестами. Полетел стул, со звоном покатились бутылки. Но Зина — не Нюра. Она ушла, а через двадцать минут вместо нее приехал громадный бульдозер и стал со страшным ревом расчищать под окнами А. М. снег. Ревел бульдозер, выл в ярости А. М., но сделать ничего было нельзя. И бульдозерист и бульдозер были железнее, чем душа А. М.! Так был наказан эгоизм!

Слава — пожалуй, самая таинственная и строгая дама на земле. Чем больше человек ее жаждет и утверждает себя, тем меньше успехов он, как правило, достигает. И наоборот. Сегодня услышал по радио забавный эпизод.

Американский драматург Юджин О’Нил ехал на пароходе. Ему очень понравился капитанский мостик, и он поднялся туда. Но капитан сказал ему:

— Тут находиться посторонним нельзя!

— А вы знаете, с кем имеете дело? — вызывающе спросил О’Нил.

— Нет, не знаю.

— Ну так вот: перед вами, сэр, самый знаменитый драматург современности!

— И все-таки, господин Бернард Шоу, — ответил капитан, — вам придется сойти на палубу, тут находиться нельзя!

29 декабря 1975 года

Улыбки за столом

За столом у нас подобралась сейчас славная компания — студенты-однокашники. Увы, бывшие, конечно: я, Вася Федоров, Володя Солоухин и Сеня Шуртаков. Сегодня утром Вася пришел мрачный. Спрашиваю:

— Что, детинушка, невесел?

— А как ты думаешь, Эдя, если на улице дождь в декабре, плюс три градуса, а в комнате топят так, что от жары ни лежать, ни сидеть невозможно. Я уж ночью на диван пробовал перебираться. Все равно жарко.

Говорю ему:

— Да ты закрой батарею шерстяным одеялом. Будет прохладнее.

— А поможет? — спрашивает. — А то ведь в комнате у меня 28 градусов, как в Сахаре или в предбаннике.

— Ты, Вася, — говорю, — словно в душегубке. Закалочка будь здоров!

— Да что, Эдя! Ведь от такой жары даже вши лопаются!

Володя Солоухин смеется:

— Кстати, о вшах. У Мишки Дудина есть хорошая эпиграмма. Ну, вы знаете, наверно, что есть у нас в литературе два Володина. У обоих, конечно, фамилии — псевдонимы. Один драматург, а другой какой-то военный прозаик. Так вот Дудин выдал эпиграмму:

Дорогая родина,Чувствуешь ли зуд?Это два ВолодинаПо тебе ползут…

А еще он выдал славную эпиграмму на абхазского писателя Ивана Тарбу — оглянулся по сторонам, — ну, в столовой его нет, ну да, вчера он уехал. Можно прочесть. Так вот, братцы. Иван — это имя нашенское, а по-ихнему он — Вано. Так вот Мишка Дудин написал в Гаграх такую эпиграмму: