Стихотворения

Давно ли ум с фортуной в ссоре,А глупость счастия зерно?Давно ли искренним быть — горе,Давно ли честным быть смешно?Давно ль тридцатый год Изоре? Давным-давно.Когда Эраст глядел вельможей,Ты, Фрол, дышал с ним заодно.Вчера уж не в его прихожейВертелось счастья веретно;«Давно ль с ним виделся?» — «О боже! Давным-давно».«Давно ль в ладу с здоровьем, силой

Честил любовь я и вино?» —Раз говорил подагрик хилый;Жена в углу молчала, но...В ответ примолвил вздох унылый: Давным-давно.Давно ль знак чести на позорномЛишь только яркое пятно,Давно ль на воздухе придворномВдруг и тепло и студено,И держат правду в теле черном? Давным-давно.(«Давным-давно»)

В первых трех куплетах — традиционные для дидактической и нравоописательной литературы темы преуспеяния глупцов, женской суетности, низости льстецов и искателей и т. п. Последний куплет имеет прямое политическое звучание. Третий его стих в «Полярной звезде» подвергся цензурному искажению. Он был напечатан: «Давно ль на воздухе притворном...»

А вот два соседних куплета из стихотворения «Семь пятниц на неделе»:

«Женюсь! Нет, путь женатых скользк.Подам в отставку! Нет, ни слова!В Париж поеду! Нет, в Тобольск!Прочту Сенеку! Нет, Графова!» —Так завсегда по колесуВертятся мысли в пустомеле,Вот что зовется — на часуИметь семь пятниц на неделе.Устроив флюгер из пера,Иной так пишет, как подует:У тех, на коих врал вчера,Сегодня ножки он целует.

Флюгарин иль Фиглярин, тотНабил уж руку в этом деле,Он и семь совестей сочтет,Да и семь пятниц на неделе.

Первый из этих куплетов обличает «общечеловеческого» пустомелю, второй — вполне определенного литературного и политического врага, Булгарина. Образ Флюгарина-Булгарина здесь в свою очередь обобщен, но это обобщение политически конкретное, злободневное.

В куплетной форме написан и «Русский бог» — самая сильная из сатир Вяземского.

Уже в 1823 году Вяземский циклизует стихи под фельетонным заглавием «Заметки». Эта форма проходит последовательно через всю его поэтическую деятельность. Один из таких циклов в виде эпиграфа снабжен фразой, знакомой по «Записным книжкам»: «L'esprit court la rue».[1]

Не удовлетворяясь традиционными сатирическими формами, Вяземский создает своеобразный, в 1820—1830-х годах новый на русской почве, тип «газетного стихотворения», стихотворного фельетона (этому жанру предстояло развиться в русской сатирической поэзии второй половины XIX века).

В 1826—1828 годах Вяземский пишет такие вещи, как «Коляска», «Зимние карикатуры», «Станция» — род фельетонного обозрения из окон кареты или кибитки. На этих произведениях несомненно сказался опыт «Евгения Онегина». В заключительных строках «Коляски» Вяземский подчеркивает связь с романом Пушкина, текстуально используя посвящение «Евгения Онегина»:

Друзья! боюсь, чтоб бег мой дальныйНе утомил вас, если вы,Простя мне пыл первоначальный,Дойдете до конца главы

Полупустой, полуморальной,Полусмешной, полупечальной,Которой бедный Йорик вашОткрыл журнал сентиментальный,Куда заносит дурь и блажьСвоей отваги повиральной.Все скажут: с ним двойной подрыв,И с ним что далее, то хуже;Поэт болтливый, он к тому жеКак путешественник болтлив!

У Пушкина в «Посвящении» «Евгения Онегина»:

Прими собранье пестрых глав,Полусмешных, полупечальных...

Тон непринужденной разговорной речи, свободные переходы от темы к теме сближают дорожные обозрения Вяземского и с лирическими отступлениями «Онегина» и с дружескими посланиями 1820-х годов. Но специфика этих обозрений в стихах именно в их злободневности, фельетонности.