Еще светлы кафэ и бары,Торгует телом «Новый свет»,Кишат бесстыдные троттуары,Но в переулках — жизни нет,Там тьма и вьюги завыванье…Вот небо сжалилось — и снегГлушит трескучей жизни бег,Несет свое очарованье…Он вьется, стелется, шуршит,Он — тихий, вечный и старинный…Герой мой милый и невинный,Он и тебя запорошит,Пока бесцельно и тоскливо,Едва похоронив отца,Ты бродишь, бродишь без концаВ толпе больной и похотливой…Уже ни чувств, ни мыслей нет,В пустых зеницах нет сиянья,Как будто сердце от скитаньяСостарилось на десять лет…Вот робкий свет фонарь роняет…Как женщина, из-за углаВот кто-то льстиво подползает…Вот — подольстилась, подползла,И сердце торопливо сжалаНевыразимая тоска,Как бы тяжелая рукаК земле пригнула и прижала…И он уж не один идет,А точно с кем-то новым вместе…Вот быстро под гору ведетЕго «Краковское предместье»;Вот Висла — снежной бури ад…Ища защиты за домами,Стуча от холода зубами,Он повернул опять назад…Опять над сферою КоперникПод снегом в думу погружен…(А рядом — друг или соперник —Идет тоска…) Направо онПоворотил — немного в гору…На миг скользнул ослепший взорПо православному собору.(Какой-то очень важный вор,Его построив, не достроил…)Герой мой быстро шаг удвоил,Но скоро изнемог опять —Он начинал уже дрожатьНепобедимой мелкой дрожью(В ней всё мучительно сплелось:Тоска, усталость и мороз…)Уже часы по бездорожьюПо снежному скитался онБез сна, без отдыха, без цели…Стихает злобный визг метели,И на Варшаву сходит сон…Куда ж еще идти? Нет мочиБродить по городу всю ночь. —Теперь уж некому помочь!Теперь он — в самом сердце ночи!О, черен взор твой, ночи тьма,И сердце каменное глухо,Без сожаленья и без слуха,Как те ослепшие дома!..Лишь снег порхает — вечный, белый,Зимой — он площадь оснежит,И мертвое засыплет тело,Весной — ручьями побежит…Но в мыслях моего герояУже почти несвязный бред…Идет… (По снегу вьется следОдин, но их, как было, двое…)В ушах — какой-то смутный звон…Вдруг — бесконечная оградаСаксонского, должно быть, сада…К ней тихо прислонился он.