НА тебе слово божественное.Тело блаженное нА тебе.Свадебные путешественники,медовые лунатики(сон поцелуя слаще ли?Рук неразлучность порука ли?)вечером ночь выращивали,день до утра баюкали…
Женщина движется четвертями,дитя восьмыми,пес шестнадцатыми долямибежит за ними,и всю компанию у калиткивстречает кто-то:фермата взгляда, лига улыбки…Целая нота.
Завещание — план прожитой жизни.Над своим гробом не хочу слышатьси-минорный прелюд Рахманинова, allegrettoиз Седьмой Бетховена, ничего из любимогоЧайковского. Хочу: А-dur-ный фортепианныйМоцарта, adagietto из Пятой Малераи Девятую Брукнера, часть третью.А впрочем, можешь завести, что хочешь:кто плачет, тот и заказывает музыку.
* * *
Весть обызвестковалась. Смерть нашлав моей груди незанятое местои там в клубок свернулась и пригрелась,тиха, как подобает приживалке,хитра, как подобает компаньонке,коварна, как положено подружке.Когда смеюсь, она со мной смеётся,а плачу — так смеётся надо мной.
* * *
Зеркало по природе правдиво,поэтому оно легковерно,поэтому ничего не стоитввести его в заблужденье:поворот головы, пары прядокразмещенье, прищур и улыбка —и уже верещит, простофиля:“Всех милее, румяней, белее!..”
* * *
Надкусив эту смерть, как плодс пресловутого древа,потеряла свой рай, и вотя бездомна, как Ева.Я не в курсе блужданий душив пространствах Иного,но меня ты, как чести, лишилбессмертья земного.Я-то думала тридцать лети три года,будто смерти в меня нетхода…
* * *
Твоя хладность — как грелка аппендициту.Твоя страстность — как холециститу лёд.Твоё сердце, даже когда разбито,как старый будильник, как старый политик, врёт.Увы! Моржовый не вышибить журавлинымклином — увы! — осиновым всё сошлосьна тебе, созданье с ногами из красной глины,руками, губами, глазами из красной глины…Улетаю — когда журавлино, когда тополино.Остаёшься — раскинуты руки, ноги врозь.
* * *
Морщины вокруг лбавзяли рот в скобки.Морщины в уголках глазвзяли глаза в кавычки.Морщины поперёк лбанотно лоб разлиновали.Морщины поперёк горла.Подвенечная седина.