Ты, Вяземский, хитрец, хотя ты и поэт!Проблему, что в тебе ни крошки дара нет, Ты вздумал доказать посланьем,В котором, на беду, стих каждый заклеймен Высоким дарованьем!Притворство в сторону! знай, друг, что осужден Ты своенравными богами На свете жить и умереть с стихами,Так точно, как орел над тучами летать,Как благородный конь кипеть пред знаменами,Как роза на лугу весной благоухать!Сноси ж без ропота богов определенье!Не мысли почитать успех за обольщенье И содрогаться от похвал! Хвала друзей — поэту вдохновенье! Хвала невежд — бряцающий кимвал!Страшися, мой певец, не смелости, но лени!Под маской робости не скроешь ты свой дар;А тлеющий в твоей груди священный жарСильнее, чем друзей и похвалы и пени!Пиши, когда писать внушает Аполлон!К святилищу, где скрыт его незримый трон.Известно нам, ведут бесчисленны дороги; Прямая же одна!И только тех очам она, мой друг, видна,Которых колыбель парнасским лавром богиБлаговолили в час рожденья осенить!На славном сем пути певца встречает Гений,И, весел посреди божественных явлений,Он с беззаботностью младенческой идет, Куда рукой неодолимой,Невидимый толпе, его лишь сердцу зримый, Крылатый проводник влечет!Блажен, когда, ступив на путь, он за собоюПокинул гордости угрюмой суетыИ славолюбия убийственны мечты!Тогда с свободною и ясною душоюНаследие свое, великолепный свет,Он быстро на крылах могущих облетает И, вдохновенный, восклицает,Повсюду зря красу и благо: я поэт!Но горе, горе тем, на коих Эвмениды, За преступленья их отцов, Наслали Фурию стихов!Для них страшилищи и Феб и Аониды! И визг карающих свистковВо сне и наяву их робкий слух терзает!Их жребий — петь назло суровых к ним судей!Чем громозвучней смех, тем струны их звучней,И лира, наконец, к перстам их прирастает!До Леты гонит их свирепый Аполлон;Но и забвения река их не спасает!И на брегу ее, сквозь тяжкий смерти сон,Их тени борются с бесплотными свистками!Но, друг, не для тебя сей бедственный удел!Природой научен, ты верный путь обрел! Летай неробкими перстами По очарованным струнамИ музы не страшись! В нерукотворный храмСтезей цветущею, но скрытою от света Она ведет поэта. Лишь бы любовью красотыИ славой чистою душа в нас пламенела,Лишь бы, минутное отринув, с высоты Она к бессмертному летела —И муза счастия богиней будет нам!Пускай слепцы ползут по праху к похвалам, Венцов презренных ищут в прахеИ, славу позабыв, бледнеют в низком страхе, Чтобы прелестница-хвала,Как облако, из их объятий не ушла!Им вечно не узнать тех чистых наслаждений,Которые дает нам бескорыстный Гений, Природы властелин,Парящий посреди безбрежного пучин, Красы верховной созерцательИ в чудном мире сем чудесного создатель!Мой друг, святых добра законов толкователь,Поэт, на свете сем — всех добрых семьянин!И сладкою мечтой потомства, оживленный… Но нет! потомство не мечта!Не мни, чтоб для меня в дали его священнойОдних лишь почестей блистала суета!Пускай правдивый суд потомством раздается,Ему внимать наш прах во гробе не проснется,Не прикоснется он к бесчувственным костям!Потомство говорит, мой друг, одним гробам;Хвалы ж его в гробах почиющим невнятны!Но в жизни мысль о нем нам спутник благодатный Надежда сердцем жить в веках,Надежда сладкая — она не заблужденье; Пускай покроет лиру прах — В сем прахе не умолкнет пенье Душой бессмертной полных струн! Наш гений будет, вечно юн. Неутомимыми крыламиПарить над дряхлыми племен и царств гробами;И будет пламень, в нас горевший, согреватьЖар славы, благости и смелых помышлений В сердцах грядущих поколений;Сих уз ни Крон, ни смерть не властны разорвать!Пускай, пускай придет пустынный ветр свистатьНад нашею с землей сровнявшейся могилой —Что счастием для нас в минутной жизни было,То будет счастием для близких нам сердецИ долго после нас; грядущих лет певец От лиры воспылает нашей; Внимая умиленно ей, Страдалец подойдет смелей К своей ужасной, горькой чашеИ волю промысла, смирясь, благословит; Сын славы закипит, Ее послышав, браньюИ праздный меч сожмет нетерпеливой дланью…Давно в развалинах Сабинский уголок,И веки уж над ним толпою пролетели —Но струны Флакковы еще не онемели!И, мнится, не забыл их звука тот поток С одушевленными струями,Еще шумящий там, где дружными ветвямиВ кудрявые венцы сплелися древеса!Там под вечер, когда невидимо росаС роскошной свежестью на землю упадаетИ мирты спящие Селена осребряет, Дриад стыдливых хороводКружится по цветам, и тень их пролетает По зыбкому зерцалу вод!Нередко в тихий час, как солнце на закатеЛиет румяный блеск на море вдалекеИ мирты темные дрожат при ветерке, На ярком отражаясь злате,—Вдруг разливается как будто тихий звон,И ветерок и струй журчанье утихает, Как бы незримый Аполлон Полетом легким пролетает —И путник, погружен в унылость, слышит глас: «О смертный! жизнь стрелою мчится! Лови, лови летящий час! Он, улетев, не возвратится».