Стихотворения

Опять темно… и свет опять…

По тем же залам и гостиным,

Дивясь статуям и картинам,

Толпится не былая знать,

А новое, иное племя,

Грядущей "жатвы мысли семя":

При блеске люстр, и ламп, и свеч,

Под звуки музыки столь стройной

Гуляют гордо и спокойно,

Ведя насмешливую речь.

Гостей встречает внук - вельможа.

Но не по платью одному:

Дорога званью и уму!..

Теперь, покойных не тревожа

И отрекаяся от грез,

Я предложу живой вопрос:

У вас весна и незабудки?

И соловьи? и ночь тепла?

И вся природа ожила,

Не отрекаясь от побудки

Жить долго-долго?.. Сами вы

Спокойны, веселы, здоровы?

Или с чугунки и с Москвы

Все ваши нервные основы,

Как нить натянутой струны,

Тревожливо потрясены?

Еще вопрос. Решите сами,

Зачем пишу я к вам стихами?

Без шуток следует решить…

Быть может, потому, что с вами

Неловко прозой говорить?

Иль, выражаясь безыскусно,

Не потому ли, может быть,

Что вместе тошно, порознь грустно?..

(22 апреля 18(60? ()

ОГОНЬКИ

(посвящается Аполлону Александровичу Григорьеву)

По болоту я ржавому еду,

А за мною, по свежему следу,

Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осок'и,

Кудри н'а ветер - пляшут кругом огоньки.

Разгорелись и, в пляске устойкой,

Оземь бьются они перед тройкой,

То погаснут, то вспыхнут тревожно по темным кустам,

Будто на смех и страх ошалелым коням.

Отшарахнулись кони, рванулись;

Гривы дыбом, и ноздри раздулись!

Чуют, верно, своей необманной побудкой они,

Что не спросту в болоте зажглися огни…

Не глядел бы, болотная пляска

Для меня - только мука и тряска,

И не верю я в душу живую болотных огней;

И в трясину свою не сманить им коней.

Знаю их - без покрова и гроба:

Душит их пододонная злоба,

И честной люд и божий весь мир ненавидят они…

Погоняй-ка ямщик!..

Но теснятся огни,

Забегают пред тройкой далече,

И ведут со мной пошептом речи

На глухом, да понятном и жгучем своем языке:

"Благовестная тайна горит в огоньке! -

Говорят… - Всепрощающей силой -

Колыбель примирилась с могилой…

По зажорам, по прорубям, рытвинам, омутам, рвам

Не придется плясать уже нашим детям.

Наша мука детей искупила,

И теперь мы - не темная сила:

Мы надеемся, верим и ждем нашей пытки конца,

Чтоб зажечься в чертоге у бога-отца".

По болоту я ржавому еду,

А за мною, по свежему следу,

Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осок'и,

Кудри н'а ветер - пляшут кругом огоньки.

(8 мая 1861 г.)

СКАЖИТЕ, ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗКИ

Скажите, зеленые глазки:

Зачем столько страсти и ласки

Господь вам одним уделил,

Что все я при вас позабыл?

Лукавые ваши ресницы

Мне мечут такие зарницы,

Каких нет в самих небесах, -

И все зеленеет в глазах.

Скажите: каким же вы чудом

Зажглися живым изумрудом,

И в душу мне веяли сны

Зеленым покровом весны?

Зачем?..

Да зачем и вопросы?

Знакомы мне слезные росы,

И вешняя зелень, и новь,

И все, кипятящее кровь…

Да, опытом дознал я тоже,

Что стынет весеннее ложе,

Что вянет своей чередой,

Зеленая травка зимой.

И нет уж в ней ласки и страсти,

И рвет ее ветер на части,

И гнется она и летит,

Куда ее вихорь крут'ит…

Зачем же зеленые глазки,

У вас столько страсти и ласки

Горит в изумрудных лучах,

Что все зеленеет в глазах?

(10 мая 1861 г.)

СПАТЬ ПОРА!

С полуночи до утра

С полуночным сном в разладе,

Слышу я в соседнем саде:

"Спать пора! Спать пора! "

С полуночи до утра

Это перепел крикливый

В барабан бьет на мотивы:

"Спать пора! Спать пора! "

"Нет! - я думаю: - ура!

Время нам пришло проспаться,

А не то что окликаться:

"Спать пора! Спать пора! "

Нет, ты, пташечка-сестра,

Барабань себе, пожалуй,

Да словами-то не балуй:

"Спать пора! Спать пора! "

Глянь из клеточки с утра

Ты на божий мир в оконце

И не пой, коль встало солнце:

"Спать пора! Спать пора! "

(12 июня 1861 г.)

ПОМПЕИ

Кого-то я спросил: "Бывали вы в Помпеи? " -

"Был, говорит, так что ж? " - "Как что?..

Да все музеи

В Европе и у нас, с конца и до конца,

Гордятся дивами и кисти и резца

Художников помпейских…" -

"Вероятно,

Но мне помпейское искусство непонятно,

Затем, что я его в Помпеи не видал,

А видел я один песчанный вал,

Да груды пепла, да такие ямы,

Что были, может, там и статуи богов,

И знаменитые седалища жрецов,

И творческой рукой воздвигнутые храмы, -

Быть может; только их Бурбоновский музей

Все выкопал до мраморных корней". -

"А что же говорят об этом ладзарони? " -

"Молчат… На берегу ждут первой тони

И точат об песок заржавые ножи… "

И вот, подумал я: теперь ты мне скажи,

Художник кесарй, маститый мой Ветрувий,

Зачем Помпеи ты на лаве воздвигал,

Как будто бы не помнил и не знал,

Что сердце у твоей Италии - Везувий?

Но нет, ты прав: свободная страна,

Врагам одни гробы и выдала она…

(20 июня 1861 г.)

С КАРТИНЫ ОРСА ВЕРНЕ

В одной сорочке белой и босая,

На прикрепленных к дереву досках,

С застывшею слезой в угаснувших глазах,

Лежит она, красавица, страдая

В предсмертных муках…

Черная коса

Растрепана; полураскрыты губы,

И стиснуты немой, но жгучей болью зубы,

И проступает пот на теле, что роса…

Бедняжечка! Над ней - и небо голубое,

И померанца сень душистая в плодах,

И все вокруг нее в сиянье и цветах, -

А уж у ней распятье золотое

Положено на грудь… И вот уж, второпях,

С прощальным и напутственным поклоном,

Уходит от нее и духовник-монах,

Под серой рясою и серым капюшоном,