Стихотворения

Гляделся зеркало себя не узнавал…Старушка смазанно болталась на клюкеЗал брадобрейни исчезал: утопленник в реке…И лампион избалтывался языками светаНа улице безумьем нарастал экпрессНо темноты бессильным было vetoПродлить на перекрестках блудоспрос.Но грохот нарастал: едва жужжа вдали,Он манией в болезненном прогрессеКак будто ребрами прочавкалиСтальными из-за леса…Зубами тенькая растягивая сумки легкихВдруг оглушал чтоб стать воспоминаньемИ голова болталась — целлулоидЧто вспыхнет при одном прикосновеньи…

1928 г. Нью-Йорк, 10 ул.

«Давно отрекались от тел сами…»

Op. 37.

Давно отрекались от тел самиИ садились на тряских коней…Теперь мои строки диктованы рельсамиМиганьем подземных огней.Вымыслов мачех под домных повесамиЧто мчатся под городом с хрюканьем злымВ своем трехэтажьи ярясь как козлы…

Один не покорился!

Ор. 38

· · · · · · · · · ·К ручью когда на миг склоняюсьЗрю чечевицей дни Нью-ЙоркаГде массы видом изменяясьЛьют Ниагарами с пригорка

Где пароходы стаей жадойПриникли к сиськам пристанейГде цеппелины — тучи стадныПодобясь скопищам людейГде банки полны желтым блескомКак биллионы глаз тигрицНет Эсесера перелесковИ нив причесанных ресницГде человек над человекомКак кучер на коне сидитГде бедный в богача опекеЧто смерти лишь не повредит!Вздыбяся к небу в землю вросЗараза денег — в древность троныТеперь моленье и вопросНо вместо плача слышен грохот

Звездится поезд чернотеНечеловеческий то хохотУрчит в нью-йоркском животе.На человека человек идет звенящей чехардойИ в этом их проходит век…Я здесь один кто не на службеС болезнью злой не знаю дружбы;Средь сострадаемых калекНью-Йоркское столпотвореньеНе чту беднятскою душой.

Ночь старика-бездомца

Ор. 39

· · · · · · · · · ·Старик бездомец — всеми позабыт…Его коты фантасты лапкою приветятИль коркою банана дети

Бросают вслед ему раскрашивая быт…Последней истекши, как лава, слезоюСкрежещет в холодную ночьЗастыло проносит заплаты:Узор нищеты и проворства иглы…А небе гордятся из мрамора хатыОгней столподомы на плоскости мглы.Воткнется врастяжку стезею,Выхерив самое слово: «помочь»…Проблеет гнойливо облезшей козоюВ панельную скверовотумбную ночь…А в городе: роскошь ползет через горло,Хрусталь и меха, и каменья и чар,Ароматов, духов бесконечье; месголлы,Афинских ночей наслаждений очаг.

«Я дней изжеван города захватом…»

Op. 40.